Прозрачная маска - [48]

Через два дня была суббота. Зашел к бабушке Петачке и сообщил, что решил жениться, и попросил сходить и посватать за меня Жечку. Она обрадовалась, переоделась в праздничное платье и, сунув за ухо веточку самшита, ушла. Проводив ее взглядом до угла, подогрел бутылку сливовой водки, чтобы скоротать ожидание. Все шло, как я предполагал. Скрипнула калитка, послышались шаги на крыльце, длительное обметание ног, кашель… Наконец вошла Петачка. Она сняла скатерть со стола, разгладила складки покрывала на кровати. Откашлялась и выпалила: «Не хотят нас». Я налил ей сливовицы, она залпом выпила, наполнил ее стакан еще раз, опять выпила и только потом начала подробно рассказывать. Однако ее рассказ не интересовал меня. Я знал, что Жечка выставит сваху. Она беременна, а я ей сказал, что не могу иметь детей. Значит… она одновременно жила с двумя мужчинами. Развратница. А бабулька продолжала: «Своими глазами видела… Видела, как по ночам выходила от тебя… Вот злодейка…» Выпив еще, Петачка отправилась к дяде Жельо. На следующий день мне по секрету сообщили, что Жельо бил дочь, угрожал, что если она не пойдет за меня замуж, то он ее выгонит. А она плакала и кричала: «Не хочу я его!»

Так минула зима. Весной однажды ночью пришла машина «скорой помощи» и кого-то увезла в больницу. Оказалось, Жечку. Вернулась она из больницы с замотанной поясницей и согнувшаяся как буква «С». А бабушка Петачка распространяла по селу пущенную мной утку, добавляя и другие сплетни про Жечку. В результате по селу пошли слухи: «Жечка потаскуха, одного мужа загнала в могилу, другого обманула, а с третьим миловалась… А ее отец боролся за эту власть… свободы добивались, дали им свободу…»

Это сокращенный вариант монолога бабушки Петачки. За несколько дней она обошла всех своих родных и знакомых в селе и окрестных деревнях и поселках, оплевывала Жечку, развенчивала ее отца и даже осквернила память погибшего командира партизанского отряда, а из меня сделала мученика. Дурная слава, как говорится, границ не имеет и разносится как зараза. Очень быстро молва о беспутной дочери партизана дошла до партийного руководства района. Оно терпело Дядю Жельо только до очередных выборов, после которых его назначили ночным сторожем сельской лавки. Слухи потихоньку заглохли, разговоры прекратились, а за мной укрепилась слава обманутого любовника. И это, как ни странно, в глазах общественности повысило мой моральный облик.

После создания в селе трудового кооперативного хозяйства я был назначен главным бухгалтером.

Заметка автора. Жечка Желева теперь пенсионерка. Все прошедшее время работала агрономом — специалистом по защите растений. Напомнила ей про Умбертова. Жечка только спросила: «Как он?» И больше ничего.

4

Трудовое кооперативное хозяйство основали осенью 1950 года. Говорю, основали, потому что я был одним из первых, кто вступил в него, передав ему все свои земельные угодья и сельскохозяйственный инвентарь. В начале своего повествования я уже говорил, что село, в котором обосновался, было родным селом моего отца. Когда он женился на моей матери, у него было шестнадцать декаров земли, половина декара выгона, кусочек виноградника, которые он оставил своему брату. Выгон и виноградники были раскорчеваны, вспаханы, а после смерти дяди все досталось мне как единственному наследнику. Вот с этими землями я и вступил в трудовое кооперативное хозяйство, созданное в селе. Вместе со мной записались еще восемьдесят семь семей, и теперь могу сказать, что это были или фанатики-коммунисты или хитрецы-приспособленцы. О коммунистах говорить нет необходимости. А о хитрецах надо сказать. Трое из них были самые богатые в селе хозяева. Но еще с сорок седьмого года, после национализации, увидев, что дело идет к обобществлению собственности, продали наиболее плодородные земли, под предлогом того, что это земли их жен, а им нужны деньги на обучение сыновей, которые потом писали в своих автобиографиях, что их родители — «крестьяне-середняки, основатели трудовых кооперативных хозяйств», а это в те времена играло не последнюю роль в карьере людей.

В этом же году из околийского комитета партии прислали к нам партийца, которого назначили секретарем партийной организации. Фамилия его была Златов. Это был худой мужчина с лицом больного чахоткой. Поселили его с семьей на первом этаже пустовавшего дома, снятого кооперативом внаем, а верхний — предоставили мне. Его жена по утрам будила меня и поливала мне, когда я умывался. Это была рано состарившаяся, очень полная, но добродушная женщина. Свою слабость ко мне она объясняла желанием сделать своим зятем — у нее была сестра, учительница в Шабле, но в течение двух лет, которые мы прожили в одном доме, я не видел ее сестру и ничего о ней не слышал.

Должность главного бухгалтера хозяйства обязывала меня знать все и все учитывать. Особенно по понедельникам. В эти дни звонили из околийского комитета партии и требовали отчет о ходе коллективизации, а мы, собравшись в кабинете партийного секретаря, придумывали объяснения ее задержки, хотя были уверены, что это не задержка, а бойкотирование политики партии и государства.