Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века - [23]
Разумеется, с течением времени царь знакомился c западноевропейскими образовательными моделями и концепциями. Ближе к концу царствования он напишет, например, своему послу в Париже, что «все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно, но наша война [со Швецией] троекратное время была»119. Здесь явно имеется в виду стандартная семичастная программа обучения в западноевропейских колледжах, тривиум и квадривиум. У Петра, похоже, появляется также представление о «теории» как о чем-то отличном от практики и приобретаемом в «школе». Уже во время пребывания в Нидерландах в 1697 году Петра раздражало, что его голландские наставники не могли показать ему «на сие мастерство совершенства геометрическим способом», то есть сформулировать абстрактные теоретические принципы судостроения120. Из этого, вероятно, следует, что для царя теория уже достаточно рано ассоциировалась с математикой, что хорошо сочетается и с его желанием нанять за рубежом математиков для преподавания в России (см. следующую главу). Во время визита в Великобританию он и сам неоднократно общается с математиками, однако, чтобы изучить «теорию» судостроения, Петру пришлось отправиться на верфи, где ему показывали корабельные чертежи и учили делать модели судов своими руками121. В 1715 году царь уже прямо объяснял, что посылает своих юных двоюродных братьев Александра (1694?–1746) и Ивана (1700–1734) Львовичей Нарышкиных во Францию, «в лутшую школу королевских марингард», поскольку, де, они «в морской практике уже довольно были», но «фундамента как доброму морскому офицеру быть, чаю, еще порядочно не видали»122. Для сравнения, объявляя в 1671 году о решении Людовика XIV учредить «штурманские школы», Кольбер также пояснял, что, по мнению монарха, «недостаточно, чтобы [штурманы] имели практический опыт, им также необходима и теория»123.
Но хотя Петр, как хорошо известно, оставил огромный массив собственноручно написанных им документов и лично разработал целый ряд ключевых законодательных актов, в нашем распоряжении нет ни одного хоть сколько-нибудь развернутого текста, который отражал бы личные представления царя об образовании. Один из самых ранних документов, в котором, как считается, сформулированы взгляды Петра по данному вопросу, это неподписанная и недатированная запись его разговора с патриархом Адрианом. Согласно этому документу, посетив умирающего первосвященника, царь выразил озабоченность низкой грамотностью многих служителей церкви и их невежеством в вопросах церковного ритуала. Для обучения их, полагал Петр, «надобно человека и не единого, кому сие творити; и определити место, где быти тому». Царь также беспокоился, что православные священники недостаточно подготовлены для ведения миссионерской работы среди племен «иже не знают творца Господа», и предложил отправить несколько человек для обучения в Киевскую академию. Царь отметил, правда, что в Москве уже имелась «школа» – имеется в виду созданное Лихудами заведение, – но в ней мало учеников, и «никто той школы, как подобает, не надзирает». Выражаясь довольно туманно, Петр предполагает, что для исправления ситуации нужен «человек знатный в чине и во имени в доволстве потреб ко утешению приятства учителей и учащыхся». По мнению Петра, если имеющиеся в московской школе проблемы будут устранены, ее выпускники могут пригодиться не только в церкви, но и на военной службе, и как гражданские администраторы, архитекторы и даже врачи. Наконец, царь отмечает, что московская знать приглашает для обучения своих детей иноземных учителей и это может пагубно сказаться на их твердости в православии. Соответственно, после проведения в ней необходимых улучшений московская школа будет полезна еще и как безопасная и привлекательная альтернатива учению у иностранных наставников124.
Эта позиция, учитывая особенно заметный здесь фокус на Киевской академии и на улучшении московской «школы», вообще говоря, соответствует политике, действительно проводившейся в последние годы XVII века московскими властями. В 1699 году патриарх принял обратно в лоно православной церкви Палладия Роговского, вернувшегося в Россию после продолжительного обучения в европейских католических школах, и поставил его во главе созданной Лихудами академии. После смерти Адриана местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский устроил приглашение в Москву группы киевских учителей и в сентябре 1701 года получил от царя подтверждение прав и привилегий Киевской академии125. И тем не менее сам по себе этот документ крайне необычен: нам неизвестны другие аналогичные записи царских бесед того времени. Остается неизвестным и происхождение самого документа, его авторство и время составления; и, конечно, стиль его имеет мало общего с языком самого Петра, как он нам известен по собственноручно написанным монархом документам. Не будет поэтому слишком большой вольностью предположить, что текст этот может являться не записью действительно имевших место высказываний царя, но апокрифом или, говоря мягче, полемическим сочинением, призванным оправдать приглашение учителей из Киева. Это тем более вероятно, что он представлен как «объявление» патриарха некоторым неназванным слушателям или читателям – тоже крайне необычный жанр
