Прозаические лэ - [31]

– Сир Ален вернул себе зрение? – сказала Фриек. – Вот так дела! Сердечно рада за него, хотя никогда прежде его не видывала. Говорили, будто он добрый рыцарь и что граф Жан любил его за храбрость.

– Так и есть, – нахмурился Гале. – Твоя мать приказала отвести тебя в монастырь и отдать там в приют, при условии, что ты никому не скажешь своего имени. Но не верится мне, чтобы девушка твоего происхождения в состоянии всю жизнь молчать о том, кто ее мать. Ведь там, в монастыре, тебя станут называть ублюдком и заставят чистить котлы, а то и попытаются выдать замуж за какого-нибудь урода. Нет, ты не смолчишь, и рано или поздно весть дойдет до моего господина, а такого я допустить не могу.

– Что же ты намерен делать, Гале? – спросила Фри-ек, переступая с ноги на ногу. – Говори скорее, я устала и спать хочу.

– Ты держишься как воин, Фриек, и я скажу тебе правду, – ответил Гале. – Я намерен убить тебя и закопать твое тело здесь, в лесу. Тебя никто не найдет, и правда никогда не станет известной.

– Что ж, – помолчав, сказала Фриек, – это поволчьи, то есть – честно. Я благодарна тебе за то, что не стал щадить меня глупой ложью.

Тогда он взял ее за волосы и отогнул ее голову назад, а правую руку с ножом занес над ее горлом.

А Фриек не опускала глаз и просто ждала.

Волк появился сначала в виде огромной тени, которая скользнула по стволам деревьев, потом вдруг рухнула на траву и наконец сжалась, втянулась в волчье тело, – и вот уже зверь взмыл в воздух и ударом обеих передних лап опрокинул Гале на траву. Еще мгновение – и Гале захлебнулся собственной кровью. Пальцы его крепко сжимали рукоять ножа, а волк стоял над его телом, широко расставив лапы, и торопливо вырывал куски плоти. Вся морда у него была окровавлена, хвост трясся, и он тихо, удовлетворенно рычал.

Фриек же села на корточки, разжала пальцы Гале и вынула нож. А потом устроилась рядом с телом, поджав под себя ноги, и смотрела, как волк насыщается.

Волк окончил трапезу, растянулся на траве и положил морду между лапами. Девочка подобралась поближе к нему и легла, прижимаясь к теплому волчьему боку.

Утром волк сказал ей:

– Тебе придется выкопать могилу. Сумеешь?

Фриек показала нож.

– Я сниму дерн, а потом разрою землю.

– Я помогу, – обещал волк.

И вдвоем они вырыли яму, в которую погрузили то, что осталось от Верного Гале.

– Что же дальше? – спросила Фриек. – Я не могу вернуться домой. Мать твердо решила от меня избавиться, и если она узнает, что я осталась жива, то повторит попытку. Не можем же мы съедать всех слуг сира Алена де Мезлоана, одного за другим! Эдак он вовсе останется без прислуги, а мне бы этого вовсе не хотелось – говорят, он хороший человек.

– Это так, – подтвердил волк. – Я знавал сира Алена, и ему под силу то, что оказалось не по зубам даже самым могущественным и самоуверенным сеньорам: он покорил сердце злой женщины. А теперь идем со мной, Фриек. Я заберу тебя к себе. Давно уже следовало это сделать, да раньше было несподручно: тебя бы начали искать и непременно нашли бы у меня, а это привело бы к разоблачению некоторых тайн. Теперь же все будут считать, что ты в монастыре или мертва, и никто искать тебя не станет.

Фриек обхватила обеими руками морду волка, все еще окровавленную, и расцеловала его. Затем привычно запустила пальцы в его шерсть, и они побежали прочь от поляны, где навек упокоились останки Верного Гале.

Спустя недолгое время волк остановился. Фриек споткнулась и чуть не упала. Волк толкнул ее носом, и она со смехом повалилась под куст.

– Тут чья-то одежда, – сказала она.

– Это моя, – ответил волк. – Отвернись.

– Ладно.

Фриек улеглась, положив руки под голову, и уставилась на верхушки деревьев. Потом услышала знакомый голос:

– Готово.

Она повернула голову и вдруг подскочила – перед ней стоял человек, одетый богато, как знатный сеньор, с золотой цепью на шее, с серебряным браслетом на левой руке, широкая талия перетянута кожаным поясом. Серые волосы его были растрепаны, а в углу рта осталось пятно крови.

Фриек подошла к нему и отерла это пятнышко своим рукавом.

– Ты не испугалась? – спросил он.

Она покачала головой.

– Почему? – спросил он.

– Не знаю, – ответила Фриек. – Такой уж я, должно быть, уродилась. Как вообще можно испугать девочку, у которой растет нос? Ведь девочка с носом – это почти мальчик! – И Фриек торжественным тоном прибавила – Я буду вам служить, мой господин, потому что человек не должен быть одиноким, ни в каком возрасте.

* * *

Вернувшись домой зрячим, сир Ален сосчитал своих дочерей и остался ими весьма доволен. Хотя дама Азенор и боялась встречи с внезапно прозревшим супругом, все обошлось как нельзя лучше. Без лишних слов, сир Ален из Мезлоана заключил ее в объятия:

– Вам не следует стыдиться своего увечья, любезная супруга, ибо на обратном пути из Компостелы я шел с большим обозом исцеленных. И там были люди, у которых всевозможные болезни отгрызли не только носы, но также и уши, а иных – даже губы, не говоря уж об отвалившихся пальцах, вывороченных суставах, сгнивших щеках, не прикрывающих зубы! А уж сколько лысин прошло перед моим взором! Все эти люди исцелились в том смысле, что больше они не будут терять части тела, и то, что они сумели сохранить, останется при них – а после Воскресения к ним вернется и утраченное в земной жизни, – однако ж святой Иаков не пожелал, чтобы у них отросли новые пальцы, носы или мясо там, где его внезапно не стало – вследствие непростительных грехов. Ваш же аккуратно откушенный носик мнится мне отнюдь не уродством, но достоинством. Ибо я один из немногих счастливых мужей в Бретани, кто может, не покривив душою, сказать, что жена его никогда не сует свой нос не в свое дело.