Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги - [66]

Шрифт
Интервал

и свет, переходы, границы между ними, именно это определяет визуальную динамику многих пространств в общем пространстве текста. В ряде рассказов «световой» сюжет становится средством создания обобщенно-символического плана, подтекста, который существенно расширяет и обогащает содержательный объем этих рассказов. И потому характер освещенности темных пространств в «Темных аллеях» также требует специального рассмотрения.

Нетрудно предположить, имея в виду авторские пристрастия и предпочитаемое художником время суток, что в качестве основного источника света здесь лидирует луна. Действительно, картины реальности в лунном свете представлены настолько ярко, трепетно и многообразно, что исключается возможность случайного или «украшающего» пребывания этих картин в тексте. Луна непосредственно связана с тайной любовной встречи, любовного томления, присутствует и при счастье, и при катастрофе, преображая темноту в блаженство или смерть. Сравните ряд примеров: «Темнело по вечерам только к полуночи: стоит и стоит полусвет запада по неподвижным, тихим лесам. В лунные ночи этот полусвет странно мешался с лунным светом, тоже неподвижным, заколдованным» (7, 33); «…блестят слева снежные поля под низкой, бедной луной» (7, 35); «И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи» (7, 37); «Я шел – большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом» (7, 38); «Приглядишься – не облака плывут – луна плывет, и близ нее вместе с ней льется золотая слеза звезды: луна плавно уходит в высоту, которой нет дна, и уносит с собой все выше и выше звезду» (7, 67); «Молодой месяц играл все выше и ярче в грудах все больше скоплявшихся облаков, <…> и когда выходил из-за них своей белой половиной, похожей на человеческое лицо в профиль, яркое и мертвенно бледное, все озарялось, заливалось фосфорическим светом» (7, 161); «Светлый круг месяца, <…> как будто замер на одном месте, как будто выжидательно глядел» (7, 171); «Полный месяц нырял в облаках над Кремлем, – “какой-то светящийся череп”, – сказала она» (7, 249); «…эта жаркая, без малейшего движения воздуха и такая ослепительная, полнолунная ночь» (7, 263); «…в светлом лунном сумраке пронзительно чернели его птичьи глаза» (7, 265) и т. п.

Луна, как и в «Жизни Арсеньева», из всех небесных светил приближена к герою. Это симптоматично еще и потому, что луна – общекультурный символ женского[215], традиционно соотносимый с представлениями о глубинной связи любви и смерти. Интимность лунного света, входящего в глубину жизни героя, оттеняется в цикле другим более отстраненным и более холодным светом – светом звезд. В рассказе «Холодная осень» поразителен и символичен контраст «чистых ледяных звезд» на «черном небе», знаменующих катастрофический разрыв героев с прежней устроенной жизнью, их будущую бесприютность, и «восхода луны», такого знакомого, многократно наблюдаемого ранее, но сейчас, во время последнего свидания, «не присутствующего», а как бы «вернувшегося» к ним из прошлого через любимые фетовские строки: «В саду, на черном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звезды <…>.

Одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи Фета:

Какая холодная осень!
Надень свою шаль и капот…
<…>
Смотри – меж чернеющих сосен
Как будто пожар восстает…

– Какой пожар?

– Восход луны, конечно. Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах. <…> Времена наших дедушек и бабушек…» (7, 207).

Нередко свет звезд, мешаясь со светом неба, обретает в тексте цветовую фактуру, тяготея к зеленому и его оттенкам: «Когда глядел влево, видел <…> низко выглядывавшую из-за какого-то другого сада одинокую зеленую звезду, теплившуюся бесстрастно и вместе с тем выжидательно, что-то беззвучно говорившую» (7, 40–41); «Из-за стены <…> дивным самоцветом глядела невысокая зеленая звезда, лучистая, как та, прежняя, но немая, неподвижная» (7, 43); «На западе небо всю ночь зеленоватое, прозрачное, и там на горизонте <…> все что-то тлеет и тлеет» (7, 45); «И стоял и не гас за чернотой леса зеленоватый полусвет» (7, 51); «Я говорю про это небо среди облаков. Какой дивный цвет! и страшный и дивный. <…> Смарагд какой-то» (7, 67); «…зеленело к западу чистое и прозрачное небо» (7, 129); «А вон первая звезда, <…> и небо над озером зеленое-зеленое» (7, 237).

На фоне общего темно-светлого бесцветия зеленый выступает очень ярко, максимально выделен. Если иметь в виду драматический дуализм его семантики (зеленый – цвет вечной жизни и одновременно – цвет смерти и тлена), то можно предположить, что это также работает в тексте на тему трагической совмещенности любви, шире – жизни и смерти. Не случайно зеленый свет неба, опускаясь на землю, обретает подчеркнутую, даже резкую определенность в некоторых деталях земного бытия, которые в контексте художественного целого воспринимаются как знаковые, символические.

С одной стороны, автор в ряде рассказов отмечает как примету расцветшей природной жизни «влажную и теплую зелень прибережья» (7, 52), «зелень утреннего сада и все летнее благополучие деревенской усадьбы» (7, 149), «небо, зелень, солнце» (7, 151), «бульвар в сумраке от густой, свежей зелени» (7, 173), «густую маслянистую зелень деревьев» (7, 212), «зеленые вершины сосен» (7, 83), «молодую, нарядную зелень» (7, 182) и т. п. А с другой стороны, его героиня Натали в решающие минуты надевает платье именно зеленого цвета (эта деталь повторяется в тексте трижды): «Вышла Натали, <…> платье другое, из чего-то зеленого, цельное, <…> я внутренне ахнул от нового восторга» (7, 157); «И взглянул на нее при свете лампы, <…> вся она была уже в полном расцвете молодой женской красоты, стройная, скромно нарядная, в платье из зеленой чесучи» (7, 168); «Когда я давеча смотрел на эту зеленую чесучу и на твои колени под нею, я чувствовал, что готов умереть за одно прикосновение к ней губами, только к ней» (7, 171). Деталь туалета – и в то же время выраженное через цвет пронзительное ощущение того, что сама жизнь, ее высший накал есть «касание тайны смерти»


Рекомендуем почитать
Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.


Д. В. Григорович (творческий путь)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Художественная автобиография Михаила Булгакова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.