Проводы - [4]

Они загорали. Они плавали в сверкающие солнечными бликами дали, где море было тяжелым и теплым, как масло. Они смелели в обращении друг с другом.

"Завтра. Все, завтра", - обещала себе ночью Зинуля, уже видя то место в дальнем конце пляжа, где била из глинистого откоса ледяная подпочвенная вода, место, где она собиралась развязать свою бельевую веревку, развести ноги и впустить в себя этот тяжелый и горячий отросток, терзавший ее воображение. О, как она мечтала о нем! Как хотела взять его в руки, прижать к груди, затолкать в себя. В эти ночные часы она представляла себя Эммануэллой из видеофильма, и ее маленькие пальчики уже не в силах были помочь ей.

Мечте ее суждено было сбыться. На следующий день на пляже появилась милиция. Приехавшие установили свой тарахтящий мотоцикл на краю обрыва, недалеко от отвесно срывающейся к морю тропинки, и посредством мегафона стали требовать, чтобы пляж был немедленно "очищен от присутствия". Часть нудистов, одевшись, стала уходить от греха подальше на соседние пляжи. Юрик, вызывая нервный смех Зинули с Витяней и громкий - отдельных лиц, полностью лишенных всякого стыда и совести, стал звать блюстителей правопорядка купаться. Те, добившись частичного выполнения распоряжения, но не рискуя спускаться к воде, сели на мотоцикл и утарахтели за мохнатую декорацию прибрежной растительности. Беспечный же Юрик достал из воды под камнями прохлаждавшуюся там бутылку "Aлиготе" и, откусив козырек жестяной крышки, открыл еe.

Сладким и хмельным до забытья было копеечное вино, которое Зинуля с Юриком пили прямо из горлышка, чередуя глотки с долгими поцелуями и дав волю жадным рукам. На все закрыли они хмельные глаза: на редких пляжников, на возможность возвращения милиции, на дневное светило, клонящее огненную голову к клочку земли, где безо всякого его участия полыхала тысячеградусная страсть.

Когда Юрик отвалился от Зинули, оставив лежать еe, ошеломленную свершившимся счастьем, Мерзик с видом знатока подытожил:

- Пиздец целке.

После этого он вытащил из нагрудного кармана рубашки спичечный коробок с планом. Усевшись на корточки, он открыл его, отщипнул от лежащего внутри темнозеленого катыша кусочек и стал сооружать косяк. Достав папиросу "Беломор", высыпал из нее табак на ладошку, смешал его с крошками плана и собрал все это месиво в прозрачный патрон папиросы. Утрамбовав пальцами косяк, он взорвал его и окутался клубами вонючего дыма.

Зинуля, приходя в себя, слышала, как вскрикивают в небе чайки, как тихо шлепает о прибрежные камни ленивая волна. Она повернулась на бок и выглянула из-за широкой спины Юрика. Витяня неотрывно глядела в море.

- Витя, - позвала еe Зинуля, но та даже не повернулась к ней.

- Трахни еe тоже, - тихонько сказала Зинуля, прижимаясь к Юрику, - она тоже хочет.

- Витька, канай сюда, - лениво распорядился Юрик.

- Чего? - испугалась та.

- Ничего, иди сюда, не пожалеешь.

Юрик достал своей длинной рукой Витяню, подтянул к себе и вполз на нее так, что от нее не осталось и следа.

Вечерело. Хлопая крыльями, чайки выхватывали из гальки брошенные куски булок и яблочные огрызки. Вдоль берега ходил, раскачиваясь и сокрушаясь о скоротечности жизни, старик Ярошевский. Над Мерзиком моталось темное облачко мошкары. Лежавшая неподвижно Витяня, наконец, пошевелилась и встала. Пошла на нетвердых ногах к воде. Когда она вернулась, Зинуля и Юрик с испугом увидели, что по ногам еe течет кровь. Она снова легла и натянув на себя край подстилки, свернулась клубочком. Зинуля, сев рядом, гладила еe по голове и беспомощно смотрела на Юрика. Тот ухмылялся.

Они возвращались домой, когда было уже совсем темно. Пограничный прожектор вырывал из мрака длинные ряды пляжных топчанов, грибки раздевалок и блестящие стекляшки киосков. Юрик с Зинулей шли впереди, обняв друг друга. Витяня ковыляла следом, а Мерзик замыкал шествие, адресуя Витяне крылатые фразы типа: "Тяжело в учении, легко в бою" или "Потом без этого дня не проживешь". Это продолжалось до тех пор, пока Витяня не подобрала высохший кусок земли с торчащими из него лохмотьями травы и не запустила его Мерзику в голову, завизжав при этом:

- Пошел на хуй, дебил!

Снаряд попал в цель. Мерзик молча упал в кусты и там остался уже до утра.

На следующий день, переполняемая чувствами Зинуля, побежала к Вите. Та была еще в постели.

- Сволочь, сволочь, сволочь! - стала плакать она и бессильно стучать кулачком по подушке. - Зачем ты напустила его на меня? Это животное? Зачем ты сделала это?!

Зинуля опешила.

- Тебе не понравилось?

- В жизни никому не дам! - заплакала еще сильнее Витя, приподнявшись на локотке. - Он мне всe на части разорвал. Все! У меня всe огнeм жжeт, я думала, что умру, а тебе всe равно! Лошадь!

- Почему я лошадь? - обиделась Зинуля. - У меня тоже натерлось. Может это у тебя песок попал? Помажь кремчиком, а?

- Ненавижу их, придурков, - всхлипывала Витяня. - Не ходи к нему больше, а? Будем вдвоeм только, хорошо?

- Мусечка, ну не плачь, - Зинуля пальчиком вытерла подружке слезы. - Я же не виновата, что мне с ним хорошо. Я тебя тоже люблю. Честно. - Она наклонилась и поцеловала Витяню в мокрый и солeный глазик. Но Витяня оттолкнув ее, отвернулась к стене и зарыдала так громко, что Зинуля с опаской посмотрела на дверь - не услышат ли родители.