— Прекрасные дамы, не знающие, что такое мыло и шампунь, турниры без машин с красными крестами и крестовые походы во славу Господню. Запахи конского навоза и потного тела, запечатанного в вонючий боевой саркофаг, отсутствие пенки для бритья и мстительные сарацины, — улыбаясь, прокомментировал я.
Володя отмахнулся.
— Идея была. Люди жили во имя прекрасного.
— Во имя чего?
— Кретины еще не изобрели идеи совершенствования мира, не сочинили утопий, не занялись строительством коммунизма и прочих демократических обществ. Совершенствовались телом и духом, сочиняли прекрасные сонеты, искали философский смысл бытия…
— А также философский камень и эликсир бессмертия.
— Ты не прав: для рыцаря средневековья была главным не только его физическая подготовка, но и моральный кодекс. В здоровом теле здоровый дух, не нами это придумано. Возьми, к примеру, легенду о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола, они построили Камелот, который олицетворял в том времени высшие ценности и мораль, которую позже заменили Евангелие и Библия. Недаром он был городом света.
— Какую же мораль и свет какой веры он нес?
— Для чего человек создан и каким он должен быть.
— Для чего он создан и каким он должен быть?
— А разве ты этого не знаешь или не чувствуешь? Грааль, который искали люди, был не просто золотым кубком с эликсиром бессмертия или амброзией богов, это был символ знаний и веры. Философия, в которой добро противостояло злу; выбирая эту философию, ты должен был бороться со злом в первую очередь внутри себя, а потом помогать в этой борьбе остальным. До нас дошли только аллегории и мифы об этом.
— В мире нет ничего нового, это было до Круглого стола, и это происходит и сегодня.
— Уже не происходит. Кто в нашем мире может назвать себя рыцарем с большой буквы? Наш мир не ищет Грааль, он все дальше уходит от света, объявляя и то и другое мифами и сказками: мол, ничего кроме «я» и наживы больше не существует.
— Послушай, я ведь могу открыть для тебя дверь.
— Ты уже открывал.
Действительно это был первый человек, которому я продемонстрировал свои новые способности.
Он согласился, но когда открылись двери, воткнул меч перед собой и сказал: «Это, конечно, здорово и круто сверх меры, Рома, но ни ты, ни я не знаем, что там, за ними, меня ожидает. Тот ли, мир который я хочу и о котором мечтал? Лучше в собственном мире сражаться с ветряными мельницами и знать, что рано или поздно проиграешь, чем в чужом». Он вытянул руку к холодному черному провалу, съевшему часть дома: «Может быть так, что там вообще нет никакой жизни. Ничего нет».
Тогда я ответил, что ничего не гарантирую и поэтому и сам не отправляюсь в эту неизведанную черную дыру. Володя вскинул меч на плечо. «Это круто, Роман, пойдем домой…»
Володя вставил в уши наушники от плеера. Почти каждую свободную минуту он слушал свой любимый рок. Подмигнул.
— Прокачусь. Развеюсь, — объявил он, заводя мотоцикл.
— В таком виде?
— Почему бы и нет? Я и копье с собой прихвачу, на всякий пожарный, — он рассмеялся. Опустил на голову шлем, глухо щелкнул забралом. Из-под железа донеслось глухое пение:
— Если вдруг получилось уйти,
Перейти полосу в иные миры
Знай, назад нет пути…
— Я быстро, — крикнул он, срываясь с места на ревущем мотоцикле с копьем на перевес.
Это его «быстро» стало «навсегда». Через полчаса водитель КАМАЗа, плача, кричал и доказывал, что сумасшедший рыцарь сам напал на его машину, и показывал трясущимся пальцем на торчащее из радиатора копьё.
От такого столкновения Володю Буртика выбросило в кювет, а там ржавели забытые и ненужные спортивному комплексу арматурные прутья. Медные доспехи никак защитить не могли…
Вспомнив все это, я потянулся к остывшему кофе, думая о том, что принесет с собою вечер.
Он сам подошел ко мне. Действительно знал. Я сидел за стойкой бара, пил свой шестичасовой кофе. Желудок недовольно ворчал, требуя что-то более весомое, а через динамики компакт-проигрывателя лилась чудесная музыка Баха — «Бранденбургские ворота» в исполнении музыкантов Мюнхенской академии. Неплохое начало для романтического вечера.
Стойка бара пустовала в ожидании более позднего вечера. Несколько столиков по углам занимала молодёжь, будущие гиппократы.
— Я говорю, это дело привычки. Через неделю практики в морге будешь жевать свои бутерброды и не замечать этого. Люди умирают, а кушать хочется всегда, — доносилось от ближнего столика. Молодежь выбрала кока-колу, каждое поколение выбирает что-то свое. Мне когда-то нравился газированный напиток «Байкал». Теперь его нет, но есть подозрение, что его мешают с кокой или пепси.
Баха сменил спокойный и немного флегматичный Вебер и музыканты из Нюрнберга. Молодцы немцы! Мы тоже молодцы…
— Здравствуйте, это я вам звонил.
У стойки появился невысокий, начинающий лысеть пожилой мужчина. Близоруко щурясь сквозь толстые стекла очков, он как-то вымученно улыбался, настороженно меня рассматривая.
— Здравствуйте.
— Леонид Петрович… Смирнов, — поспешно представился он и робко протянул руку.
Я скептически хмыкнул и крепко пожал руку. Этот Леонид Петрович очень сильно отличался от обычного искателя приключений, впрочем, выходили на меня люди не совсем, можно сказать, нормальные.
