Провинциальный вояж - [17]

Ждали отмашки главного. Но ближе к восьми отзвонился Геннадий и траурным голосом сообщил:

— Не будет кина, пацаны, расходимся по домам. Эти пидоры еще ряд требований на финише попытались впихнуть, там про поручительство жены и еще пунктов пять по мелочи. Ох, и орал же он, как будто в жопу бутылку одесского шампанского засунули…

— Ты, Санёк, короче, посиди в офисе пару часов для страховки и в отель вали, будем думать, как выгребаться. — Повесил трубку юрист.

Я в прострации рухнул на диван.

Выполняя наказ коллеги, убил около часа на интернет-серфинг и чаепитие вприкуску с дружеской беседой с тетушкой-лингвистом, традиционно переживавшей о моем здоровье и худобе:

— Вы мне так покойного Андрея Миронова напоминаете, — влюбленно сообщила переводчица. Я поперхнулся горячим чаем.

В голове прокручивалась сцена из кинофильма «Бриллиантовая рука», где неудачливого и манерного жулика в якобы моем исполнении воспитывает старший и более маскулинный товарищ.

— Лелик, только без рук, — процедил я, поправляя вихры взмахом буйной головушки. — Сядем усе!

Уже собираясь с вещами на выход, решил навестить сортир — неспешные процедуры заняли минут десять. По возвращению обнаружил пять пропущенных звонков от Геннадия и два — от шефа.

— Что случилось, пожар, наводнение, водку запретили? Уже по нужде нельзя отлучиться. — Скомкано пытался пошутить я.

— Бля, ты на месте, слава яйцам, все поменялось, таки договорились с Франклинами, сиди, жди и всех там придержи, внесите последние изменения, сейчас из Лондона перешлют, и печатайте кредитный договор. Скоро будем. Эх, выноси, залетные! — Победоносно возвестил юрист.

Около четырех утра все формальности были соблюдены, многочисленные документы в трех версиях распечатаны, сброшюрованы и завизированы ответственными лицами, включая вашего покорного слугу.

Официальная делегация отбыла обратно в Премьер Палас для получения финальной подписи адского босса.

Водочная сделка была закрыта.

***

Полежав с полчаса на знакомом диване — спать отчего-то не хотелось — собравшись с последними силами, выдвинулся в сторону отеля.

Начинало светать, недавно прошел дождь, освежив улицы старинного и весьма зеленого тысячелетнего города, так что дышалось легко и чисто.

По Михайловской улице спустился к Майдану, не встретив не единой души и от силы пару неприкаянных авто на Крещатике.

Затем, решив сделать небольшой крюк, поднялся по улице Архитектора Городецкого на Банковую улицу, где в очередной раз восхитился великолепием и модерновой эстетикой знаменитого Дома с химерами; далее добрел до улицы Михаила Грушевского, малеха прикорнул на лавочке под каштанами в Мариинском парке; и уже при полном утреннем освещении очутился у входа в гостиницу Салют, известнейший архитектурный памятник советского футуризма и конструктивизма. Здесь меня окончательно накрыла усталость, упадок душевных и физических сил. Еле добравшись до номера, ничком рухнул на прибранную кровать.

До трех часов пополудни меня одолевали муторные и вязкие сновидения, в которых мешалось прошлое, настоящее и будущее, реальные и выдуманные персонажи. Где провидение сначала манило и обнадеживало, а затем терзало и не отпускало из душевных лабиринтов и тисков тайных страстей, обид и детских комплексов.

Поначалу мне снилось, что я вновь оказался в общаге, заселившись в комнату на четверых вместе с первокурами, многие из которых почему-то весьма напоминали новых украинских знакомцев.

Затем, на следующем витке тревожного сна я оказался на школьном экзамене. О, да! Конечно, это была украинская литература, в далекой реальности выпившая максимальное количество крови — вчителька невзлюбила отличника и претендента на золотую медаль с первого взгляда и пакостила на протяжении двух выпускных классов.

Я стоял возле доски, кажется, босиком и в трусах, не прочитав заданное на дом сочинение очередного бесталанного пысьменника, сгорая от стыда и всеми силами пытаясь доказать, окружающим и себе в первую очередь, что на самом деле я — директор инвестиционного департамента, дипломированный специалист, взрослый и важный человек и личность.

— What the hell I am doing here. I don’t belong here [6], — кричал я сквозь сон, но строгие боги украинской литературы были неумолимы.

Я проснулся и осовело взирал на залитую солнцем комнату, выпил залпом бутылку минеральной воды Моршинская и снова погрузился в забытье.

Новая сюжетная линия была чуть более позитивной. Я оказался в полунастоящей-полувыдуманной вселенной своего детства — в лабиринтах советского миллионника, с пятиэтажками, зелеными дворами, пустырями, котельными, разбитыми дорогами, улочками и переулками, на одном из которых я встретил Ее, неразделенную школьную любовь и предмет романтических воздыханий и поллюций.

Она была рада увидеть меня, мы гуляли, взявшись за руки и вспоминая беззаботные годы, затем договорились встретиться вечером, чтобы наконец слиться в любовном порыве и не разлучаться никогда более.

Всю оставшуюся часть сна я метался по фантазийному городу теней, летаргическому Калининскому району в бесплодных поисках возлюбленной, пока наконец не проснулся окончательно.