Провинциализируя Европу - [102]

Люди важных профессий, таких как «девани» [управление финансами] или «мутасуддишип» [торговое представительство], просыпаются рано, встречаются с… разного рода людьми после выполнения утреннего омовения. <…> Позднее они натирают тело маслом. <…> Перед едой они совершают разные пуджи [молитвенные ритуалы], включая жертвоприношение хома, «валишайю» и т. д. <…> Они не остаются на работе дольше необходимого. <…> По возвращении домой они переодеваются, умываются и касаются воды Ганга для очищения. <…> Те из среднего класса, кто небогат… следуют тому же распорядку с той разницей, что работать им приходится больше, а на милостыню они могут отдавать меньше, и они могут позволить себе меньшее количество [докучливых] посетителей. Малоимущие «бхадралок» живут по тем же принципам. Но им приходится еще больше работать, и у них еще меньше еды для себя и для раздачи[609].

Отдельный интерес вызывает вопрос, как горожанин разобрался с вопросом загрязнения языка иностранными словами. Верно, говорит он, многие иностранные слова имеют аналоги в бенгальском или санскрите, и средние классы в Калькутте следует упрекнуть за то, что они их не используют. Но «что нам делать, – задается он вопросом далее, – когда мы сталкиваемся со словами, у которых нет перевода на бенгальский или санскрит?». В «КК» даже приводится список непереводимых слов. Из английских в него попали такие слова: non-suit, summons, common law, company, court, attachment, double, decree, dismiss, due, premium, collector, captain, judge, subpoena, warrant, agent, treasury, bills, surgeon [sergeant?], discount[610],[611]. В этих словах мы видим растущее присутствие в Бенгалии британского законодательства и зарождающегося гражданского общества, внутри которого средним классам предстояло найти способ зарабатывать себе на жизнь. Все упомянутые слова принадлежат к той сфере, где человек получал средства к существованию, к сфере «вишайкармы». Можно сказать, что и само британское правление принадлежало к этой сфере, как и любое другое государственное управление, и цель горожанина состояла в том, чтобы не дать засорить этими словами ритуально чистые сферы, где происходит взаимодействие с богами и предками («дайвакарма» и «питрикарма»). Использование вод Ганга, одежды и других предметов для обозначения границ между сферами стало обычной практикой для высших каст Калькутты в начале XIX века. Вот описание Калькутты тех времен Раммохана Роя (1784–1833):

Брамины-вишайи Калькутты вели свою «вишайкарму» при британцах, но проявляли отдельную заботу о защите своей власти и престижа как браминов в глазах своего народа. Они совершали омовение каждый вечер, возвращаясь с работы домой, и это снимало с них дурное воздействие («доша») контакта с «млечха» [неприкасаемые, британцы]. Затем они завершали свою «сандхью» [вечернюю молитву] и другие пуджи [ритуалы] и ели в восьмой части дня. Те, кто считал такой распорядок слишком трудным, завели привычку совершать вечернюю молитву, «хома» и другие пуджи утром, перед уходом на работу.[612]

Какое место было отведено государству, публичной сфере и гражданскому обществу – или даже тому, что позднее можно рассматривать как политическую сторону национализма, – в этом «искусстве жизни», которое Бхабаничаран и его современники выработали, чтобы справляться с требованиями модерного, но колониального гражданско-политического общества? Во-первых, следует отметить, что мирская – «вишайи» – часть «я» не могла быть в конструкции Бхабаничарана националистической, поскольку она с самого начала отказалась от способности править в материальном мире (без отказа от стремления к материальному успеху). Перед лицом британского правления автор «КК» мог сослаться только на бессилие перед лицом обстоятельств. Король должен поддерживать дхарму, а долг брамина – содействовать королю в решении этой задачи, поэтому брамин должен научиться жить так, как велит иностранный король – таков аргумент автора «КК» в пользу английского образования для индийцев. «Я не вижу „доши“ [дурных последствий] от изучения языка правителей страны, если иначе невозможно продолжать вести государственные дела („раджкарма“)»[613]. Примерно так же защищает автор и использование бенгальцами английских слов: «Правители каждой расы („джати“) вводят в обращение слова и выражения, принадлежащие их собственному языку. Что еще можно сделать, кроме как принять их, особенно в делах, связанных с отправлением королевского правосудия („раджбичар“)?»[614]. Оцените его прагматизм, а также несколько жалостное заявление о беспомощности в использовании английских слов, непереводимых на бенгальский или санскрит, но неизбежных в деле достижения материального благополучия. В «КК» утверждается: «„Доша“ накапливается у человека, если он использует эти [английские, арабские или персидские] слова при осуществлении „дайвакармы“ и „питрикармы“. Но какой ущерб они нанесут, если использовать их при осуществлении „вишайкармы“ или тем более в шуточном контексте или легковесной беседе?»[615].

Таким образом, «КК» не разделяет позднейшие требования националистов переводить на индийские языки английские слова, относящиеся к сфере модерного искусства государственного управления, институционального управления и технологий. Этот безошибочный признак националистического и гражданского устремления присвоить инструменты модерного правления отсутствует в данном тексте. Вместе этого «КК» маргинализирует государство (и по умолчанию нацию), переводя их в подчиненное положение относительно ритуально более чистых аспектов домашних обязанностей мужчины в отношении богов и предков. Государство и гражданское общество рассматриваются здесь как случайность и как внешнее ограничение, одно из многих, с которым приходится разбираться в сфере «вишайкармы». В другом тексте, посвященном моральному поведению домохозяина-индуиста, говорится так: «можно иметь дело с нечистой кармой, если это необходимо для содержания семьи»