Провансальский триптих - [41]
В последний путь до семейного склепа его провожали все местные жители, но не было никого из родных. Жюльен де В. не оставил завещания. Урегулирование наследственных формальностей тянулось два года. Про родственников в Польше ничего не было известно. Усадьбу унаследовала дальняя родственница жены, которая еще до войны эмигрировала в Канаду и жила в Квебеке. Виноградники и сады были проданы.
С аукциона ушла большая часть семейных реликвий, в том числе портрет en pied вашего прапрадеда. Новая владелица раз в два-три года приезжала на каникулы с детьми, по воскресеньям приходила в церковь на мессу, но вот уже несколько лет я ее не вижу. Такие дела… Sic transit…[138]
Священник умолк. Мы долго сидели, не шевелясь, не произнося ни слова. На подоконнике сонно ворковали голуби, с улицы доносились голоса, стук шагов, хлопанье автомобильных дверей. Сгущались сумерки, ночные бабочки бились об лампу.
— Если хотите узнать больше, поговорите с адвокатом Жаном Г. У него канцелярия в Кларенсаке. Maître G. знает все. Канцелярия вела дела семьи де В. если и не с самого начала, то, по крайней мере, обслуживала несколько последних поколений. Я завтра утром ему позвоню.
На следующий день мэтр Жан Г. принял меня в своем кабинете, окна которого выходили на площадь перед церковью. Легкий ветерок, проникая сквозь приоткрытую застекленную дверь, вздувал изысканные занавески, принося свежее дыхание раннего утра, запах жасмина и детские голоса, распевающие старинную песенку с назойливо повторяющимся припевом:
Убранство кабинета с его сверкающим паркетом, панелями из мореного дуба, полками, уставленными книгами в золоченых переплетах, с глубокими темными кожаными креслами «честерфилд», с английскими гравюрами в стильных рамках, наконец, с роскошным, украшенным резьбой письменным столом, над которым висела модель галеры XVII века, свидетельствовало о солидном состоянии, нажитом не одним поколением, и отменном вкусе хозяина.
Навстречу мне из-за стола поднялся сам maître — худощавый, сутуловатый, лысеющий мужчина лет семидесяти, в золотых очках на тонком кривом носу, уподоблявшем его хищной птице.
Когда я представился, он вскинул обе руки слегка театральным жестом, изображающим удивление и озабоченность.
— Наш уважаемый кюре предупредил меня о вашем приезде. Soyez bienvenu![140] К сожалению, вы опоздали на пятьдесят, ну, может быть, на сорок лет. Наследственный процесс завершился в 1947 году. Открывая его, я не знал о вашем существовании. Никто не знал — разве что сам Жюльен де В., который за несколько месяцев до смерти объявил недействительным и уничтожил написанное раньше завещание, намереваясь, вероятно, заменить его другим. Он не торопился, считая — как и все мы — себя бессмертным. Увы. Это произошло так внезапно… Разумеется, если пожелаете, я могу возбудить дело, поскольку вы — потомок по прямой линии и непосредственный наследник, однако предупреждаю: процесс потребует очень больших затрат, может длиться годами и результат сомнителен. Вам необязательно принимать решение сегодня или завтра, подумайте и сообщите мне, когда сочтете нужным. Уверяю вас, я буду польщен, если вы, позволив себя представлять, окажете мне доверие, подобное тому, что оказывали нашей канцелярии ваши предки.
Мэтр Жан Г. подошел к полкам, снял оправленный в кожу том и протянул мне.
— Видите? Это résumé наследственного процесса. Здесь абсолютно все документы.
Я, не открывая, с поклоном вернул ему фолиант.
— Я не за тем сюда приехал, господин адвокат. Дело закрыто, и я не намерен к нему возвращаться — вряд ли, даже после долгих раздумий, я изменю свое решение. Цель моего визита одна: узнать кое-что о провансальской родне. Ваша контора служила советом и помощью нескольким поколениям. Я знаю, вы можете немало рассказать. Больше я ни о чем не прошу. В том, что мне известно, полно пробелов, а стало быть, много и вопросов. Но прежде всего хотелось бы выяснить, почему семья разделилась на две ветви — провансальскую и польскую. Когда это произошло и как?
— На этот вопрос я могу ответить сразу: в свое время наша канцелярия, существующая, кстати, с 1809 года, вела некое дело — одно из самых трудных и притом самых громких, закончившееся блестящим успехом. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что речь шла о возврате имения вашего предка Юлиуша В. Это имение, находившееся на принадлежащей России территории, после разгрома восстания 1830 года было конфисковано. Возбужденное нами дело по возвращению утраченного имущества разбиралось в Петербурге: наряду с юристами нашей канцелярии, в нем — как представитель истца — участвовал Тимотеуш В., младший сын Юлиуша. После успешного завершения процесса он уехал из Петербурга, чтобы от имени отца законным путем вступить во владение фамильной собственностью. Но, прибыв на место, Тимотеуш, как это частенько бывает с молодыми людьми, без памяти влюбился в дочку богатого соседа — красавицу Матильду де С., женился и навсегда осел в Польше. Вот каким образом семья разделилась на две ветви. Последние сведения о судьбах потомков Тимотеуша В., а точнее, о судьбе их собственности дошли до нашей канцелярии по окончании Первой мировой войны. Стало известно, что в большевистской России имения у владельцев отнимают, а их самих сажают в тюрьму, ссылают в Сибирь в трудовые лагеря или безжалостно уничтожают. Имение В. было конфисковано, а дом — родовое гнездо Юлиуша В. — сожжен. Что случилось с его обитателями, неизвестно.
