Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России - [35]

Символизм следующего факта также заслуживает внимания: Ельцин не счел возможным поехать в сентябре в прозападную Японию, хотя этот визит давно готовился, но зато объявил о намерении посетить в декабре соседний Китай — последнюю великую коммунистическую державу.

Ни одна из этих «неамериканских» тенденций в российской внутренней и внешней политике не ведёт к возобновлению холодной войны, которая была продуктом в основном исчезнувших исторических факторов. Но они означают, что советско-американские отношения, основанные на «дружбе и партнёрстве», на одинаковых национальных ценностях и интересах, — это новый миф и в высшей степени невероятная перспектива.

Какова же альтернатива? Многое, как и раньше, зависит от наших собственных восприятий и реакций, и здесь тоже таится большая опасность. Дело в том, что Россия мыслится сегодня американскими политиками и политологами почти исключительно в миссионерском контексте, основанном на предположении, что Соединённые Штаты могут и должны помочь превратить это принципиально иное общество в слепок с американской системы. При всём разнообразии будущих перспектив России, американизация явно не входит в их число. Недавние российские события были обусловлены не столько чьей-то злой политической волей, непониманием законов рынка и демократии или губительным влиянием сторонников «жёсткого курса», сколько глубоко укорененными традициями и сложившимися обстоятельствами. Одна из этих традиций — вера в особую судьбу России — уже привела к протесту против основанной на помощи Запада ельцинской экономической политики и её болезненных последствий, а также против многочисленных западных «советников», наводнивших Россию.

Какова же будет реакция наших политиков и тех, кто формирует у нас общественное мнение, когда русская реальность опровергнет (а это неизбежно произойдёт очень скоро) распространённые сейчас мифы об американском посткоммунистическом друге и партнере? Если миссионерская политика продолжится, нетрудно предсказать обратную реакцию: в лучшем случае это будет реакция цинизма и безразличия к российским бедам, в худшем — чувство предательства и возрождения установок холодной войны. В любом случае первой жертвой этой реакции станут перспективы существенного уменьшения американских военных расходов, тот «дивиденд мира», который мы получили после «холодной войны».

Необходимой альтернативой является тот откровенный и основанный на здравом смысле разговор, которого так не хватало в президентской кампании. Реформирующаяся и стабильная Россия, живущая в мире со своими соседями, — это важнейший интерес Америки, но такая Россия может найти свой путь, исходя только из своих собственных, а не наших традиций и возможностей. Такое реформирование не нуждается в нашем политическом менторстве, но требует нашей финансовой поддержки. И если США не примут этого первого принципа посткоммунистической политики, то за холодной войной, вполне вероятно, наступит очень холодный мир.

«Nation», 23 ноября 1992 г.

P.S.

Я не собираюсь брать патент на авторство термина «холодный мир» и даже не уверен, что я был первым, кто употребил его в данном контексте, но он впоследствии стал часто мелькать в американской и российской прессе и, что примечательно, — даже прозвучал в заявлении президента Бориса Ельцина. (Моя статья была опубликована в Москве, на русском языке и под тем же заголовком) 5 декабря 1994 г., протестуя против планов администрации Клинтона по расширению НАТО на восток, Ельцин предупредил об опасности сползания Европы в «холодный мир»^{148}. (Не могу сказать, что я испытываю удовольствие от того, что выражение впоследствии употреблялось столь часто и порой не к месту).

Посмотрим теперь, как развивались другие сюжеты статьи. «Гражданский союз» вскоре распался, как и большинство других «центристских» движений- его преемников, лишь в конце 90-х гг. получивших поддержку. Однако его программа «смешанной экономики» находила всё больший отклик в обществе. Российская армия покинула страны Балтии и Украину, но её части ещё оставались в ряде других республик, наряду с опасностью возникновения гражданских войн. Так, например, во время чеченской войны 1999–2000 гг. военные отношения России с Грузией, граничащей с Чечней, как никогда, обострились.

В январе 1996 г. Ельцин заменил демонстративно проамерикански настроенного и непопулярного Андрея Козырева Евгением Примаковым на посту министра иностранных дел. «Радикальный антикоммунизм» Олега Румянцева закончился в октябре 1993 г. по причинам, которые станут вскоре понятны читателю. Бывший помощник Ельцина Сергей Станкевич позднее был обвинён в получении взятки и скрылся в Польше. (Последовавшие перемены привели к тому, что в 1999 г. Станкевич вернулся в Россию). Посол в США Лукин тоже вернулся в Москву, где стал вторым человеком после Григория Явлинского в партии демократических реформ «Яблоко».

Три бывшие советские республики, обладавшие стратегическим ядерным оружием, — Украина, Казахстан и Беларусь — действительно вернули его России. Но окончательная ратификация договора ОСВ-2, подписанного в 1993 г., должна быть произведена российским парламентом в 2000 г. К тому же новый союз России и Беларуси не исключает возможности обратного перемещения ядерного оружия на просторы самой западной из бывших советских республик. Ракеты обеих сторон были в конце концов перенацелены, но это был не более, чем символический акт, поскольку возвращение к первоначальным целям — дело нескольких секунд. Действительно значительным шагом было бы лишить ракеты обеих сторон статуса «спускового крючка», слишком чувствительного к прикосновениям.