Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России - [13]

.

Невозможно отделаться от усмешки, читая все эти наименования, настолько далёкие от сути явлений, что вызывают в памяти оруэлловский «новояз». Вообще академическое и газетное описание России в 90-е гг., во многих отношениях было оруэлловским. В России искали, главным образом, «Россию, которая нам нужна». Даже когда было невозможно полностью закрыть глаза на суровую реальность, учёные и журналисты видели в ней лишь основание для изменения к лучшему. Недаром один американский профессор счёл оправданным «осторожный оптимизм экономистов». А влиятельный и известный журналист откровенно заявил: «Хотя не вызывает сомнения тот факт, что… переход болезненно сказывается на повседневной жизни в сегодняшней России, её перспективы на ближайшие годы и десятилетия, как никогда прежде, многообещающи»^{70}. (Прошло меньше двух лет после того, как это было написано, и Москву потряс грандиозный финансовый кризис, после которого «перспективы» десятков миллионов россиян стали ещё более «болезненными»).

Учитывая такое количество расхождений с реальностью, описания посткоммунистической России неизбежно носили выборочный характер. Учёные, как и журналисты, опирались на узкий круг источников, в первую очередь, на сведения коллег-транзитологов и официальные данные. При этом значимость одних явлений — например, достатка и процветания в пределах московской кольцевой дороги — всячески раздувалась, а других — таких, как растущая бедность в провинции и даже в столице, половина жителей которой в 2000 г. официально числились бедняками, — сознательно занижались. Ряд явлений вообще остался за пределами описаний. Так, начиная с 1991 г. Россия переживала жестокий экономический кризис, однако даже слово это редко встречается в академических и журналистских описаниях 90-х гг., не говоря уже об анализе самого явления и его последствий.

Как ни парадоксально, но американские учёные и журналисты сообщали нам о России после коммунизма значительно меньше, чем тогда, когда она была частью закрытой Советской системы. Что же, в таком случае, в действительности произошло в России после 1991 г.? По настоящему важных событий было несколько, но особого внимания заслуживают два из них, причём ни то, ни другое не имеет никакого отношения к теории «перехода» и к «реформе» вообще.

Хотя сегодня среди учёных стало немодно говорить об этом (а журналистов, в силу профессии, никогда и не волновало), форма любых политических, экономических и социальных реалий определяется историческим процессом. Попробуем представить себе российскую историю с 1991 г. в предельно сжатом виде, но так, как её переживали сами россияне. Перед нами предстанет непрерывная череда болезненных шоков, всякий раз заставляющих общество содрогаться, — и безо всякой терапии.

• В декабре 1991 г. Ельцин с небольшой группой сторонников внезапно, без какой бы то ни было юридической или практической подготовки, уничтожил Советский Союз. Большинство россиян лишилось единственно возможного гражданства. Российская экономика, бывшая в течение десятилетий составной частью общесоюзной экономики, утратила многие жизненно важные связи, источники сырья, материалов, готовой продукции и рынки сбыта.

• В 1992–1993 гг. гиперинфляция, вызванная «шоковой терапией» и резким отпуском цен, в одночасье уничтожила сбережения большинства россиян, включая средний класс. То, что осталось, поглотили финансовые пирамиды, расплодившиеся из-за попустительства правительства, и валютный кризис 1994 г. Обещанная «демократическая» ваучерная приватизация не дала людям ничего взамен.

• В октябре 1993 г. Ельцин расстрелял из танковых орудий не только законно избранный парламент, приведший его к власти и защитивший его во время попытки государственного переворота в августе 1991 г., но и весь политический, конституционный порядок российской посткоммунистической республики. Помимо всего прочего, включая народный идеализм — а для большинства россиян выборы в парламенты 1989 г. и 1990 г. (тот самый, разогнанный) стали первым опытом демократии, — страна потеряла четыре года развития первой действительно полномочной законодательной власти в своей новейшей истории.

• В декабре 1994 г. Ельцин опрометчиво начал войну против Чечни — маленькой республики, пожелавшей отделиться от России. К моменту временного перемирия в 1996 г. эта война унесла десятки тысяч жизней российских граждан, многие из которых были этническими русскими; обессилила и обесчестила армию; увеличила и без того огромный дефицит федерального бюджета; поставила под сомнение принцип конституционного федерализма; и, наконец, что обычно не замечают, явилась первой гражданской войной в ядерной державе.

• В августе 1998 г., после ряда финансовых мероприятий, не улучшивших жизнь большинства россиян, правительство, несмотря на все обещания не делать этого, внезапно девальвировало рубль, объявило дефолт в отношении долговых обязательств и заморозило банковские счета. В результате сбережения граждан вновь оказались экспроприированными, но на этот раз больше всего пострадал средний класс, сформировавшийся после 1991 г.