Противостояние Предназначению - [25]

–Давай, посчитай нам, сударушка, видишь, денежки-то появились. А то идти нам пора. Эй, горилла немытая, греби сюда. Фууу, да закуси ты чем-нибудь. Воняет же. Да не луком, курва ты мохнатая, не луком же. Собирай манатки, нам топать еще и топать.

***

Шэйрад стонал от боли. Он чувствовал холод. Очень холодно. Раны болят. Истерзанное тело ноет. Мороз обжигает внутренности при каждом тяжком вдохе. Что с ним происходит, он не знает, только боль и холод остались во всем мире. Только боль и холод имеют значение. Сострадание, милосердие, любовь…что это? Он забыл. Есть только боль и холод.

Он вновь идет по разоренному и сожженному хутору, видит тела родных. Вот дед, вот отец, все еще сжимающий рукоять меча, брат, другие , много других, тех, кого старый Ардалисс учил сражаться с монстрами. И снова в душе закипает ярость. Снова гоблинские туннели. Тот же голос шепчет:

–Убей! Убей всех! Только кровь может утолить твою боль, успокоить душу.

И снова пляска клинка, разрубающего уродливую плоть.

–Не щади никого. Они убили женщин и детей. Не щади и ты их женщин и детей.

Опять Озерная долина. Он больше не одинок. Он мстит. Мстит людям за то, что они не принимают тех, кто отличается от них. Это из-за безликих людишек ворлоки вынуждены были укрыться, обособиться. Это они, люди, не пришли на помощь тем, кто защищает их. И опять знакомый шепот в голове, или это уже его собственные мысли? Не важно. Важны только боль и холод. Только ярость и гнев. Только страх новых потерь. Они не утихнут никогда, никогда не оставят. Тени погибших будут вечно стоять над ним.

Словно сквозь сон долетают обрывки разговоров, какие-то лица. Они не имеют значения. Только боль и гнев имеют значение. И жажда крови, много крови. Она должна литься, как река. И только тогда боль отступит, сжалится и отступит.

***

Лорд Элозар приказал никого не впускать. Верный Волк встал у двери, готовый зарубить любого, кто посмеет войти в личные покои его мастера.

–Ириодал нашел новую игрушку. Да, это тот самый ворлок. О, Тьма, он силен, может, даже сильнее Ириодала. – Рука в черной латной перчатке коснулась заветной шкатулки из оникса, в которой на карминном бархате покоился нож Губитель. – Может, уже пора? Как бы не было уже поздно. Нет, рано. Все-таки рано.

Сноп колючих снежинок ударил в окно. Владыка Льда вздрогнул, услышав завывания вьюги. Назад дороги нет. Он выбрал Тьму окончательно.

Он откинул капюшон и прислонился лбом и ястребиным носом к стеклу, вглядываясь в причудливые завихрения снежного бурана

***

-Госсподин, он очнулссся!

Ириодал кивнул, подтверждая, что понял сообщение змеелюда. За дверью послышалась какая-то возня и яростное шипение. С грохотом двери распахнулись, едва не слетя с петель. На пол грохнулось тело стража-змеелюда. Следом вошел преобразившийся Шэйрад. Мантия развевалась за его плечами, как крылья огромной черной птицы, на лице застыло презрительное ко всему живому выражение, а глаза…глаза остекленели и ничего не выражали, лишь где-то на дне таилась страшная мука.

–А, мой молодой друг, заходи, заходи. Как ты себя чувствуешь?

Шэйрад все еще тяжело дышал, надсадно и с хрипом.

–Неплохо.

Один из оставшихся снаружи солдат бросился на Шэйрада с копьем, но на полпути схватился за горло. Ноги латника в полном доспехе оторвались от пола, его руки словно пытались разжать чей-то невидимый, но необыкновенно могучий захват. Раздался хрип и треск, и тело латника обмякло.

–Мне нужно оружие. Я хочу в бой. Отомстить, заглушить боль.

–О, друг мой, – Ириодал подошел к Шэйраду, положил ладонь на его плечо, – Уверен, в арсеналах ты подберешь что-нибудь по вкусу. Замок Теней славится самой богатой коллекцией магического оружия. Только здесь ты найдешь истинные шедевры, произведения искусства. Пойдем, я сам провожу тебя.

7

Шло время. В свой черед зиму сменила весна, проклюнулась трава, спал снег, затем лето вступило в свои права, позже уступив место осени и зиме. И еще раз прожурчали вешние ручьи. Настало лето второго года.

За этот год с лишним на севере, в землях нордлингов, разделенных на множество мелких, но самостоятельных танств ни с того ни с сего вспыхнула война. Началось все с дворцового переворота в одном из мелких – не больше полудня пути верхом – и самых северных государств. Новый правитель, наплевав на дипломатические формальности, с ходу двинул рати против соседей. Пограничные танства, точнее, конечно же их правители, были просто ошарашены и потрясены – как область, все население которой не превышает тысячи-полутора душ, а казна уже десятый год показывает дно в первый же день нового правления выставила пятидесятитысячную армию. Эти пятьдесят тысяч за год и четыре месяца прошли весь Нордлинг, методично гася все сопротивление. Те, кто вовремя смекнул, успели принести вассальную присягу и сохранили хотя бы номинальную, но автономию, хотя по улицам пасадов и расхаживали теперь странные войны в вороненом доспехе. Менее расторопные же правители были или публично казнены и заменены невесть откуда свалившимися личностями, или же возглавили партизанские освободительные отряды. Южные соседи начали опасаться, как бы и в их земли не вторглись находники, но пока обошлось. То ли пятидесятитысячное войско рассеялось в многочисленных жарких баталиях и осело в гарнизонах, то ли воинственный тан справедливо рассудил, что силенок не хватает? Этого никто не узнал.