Прошу обратить пристальное внимание на вредительскую деятельность наших идеологических врагов окопавшихся в среде комсомольцев завода точного машиностроения. Если не осознают, то хорошо бы их расстрелять.
С коммунистическим приветом, Галина Овсянко, член ВКП(б) с 1939 года».
— Игорь Митрофанович, и вы серьёзно относитесь к этому бреду выжившей из ума старушки?
— Я то, могу и проигнорировать, но сам пойми, чай не первый день замужем, вдруг кому-то захочется моё место занять? А может это ты меня подсидеть решил таким дурацким способом? Нет? Это радует. Тогда думай, как с этими комсомольщиками быть, вот же навоспитывали на свою голову. Может их всех скопом на БАМ отправить с тобой во главе? Не хочешь? Ладно, не бери в голову, иди лучше думай, как канализировать эти молодецкие настроения в полезное нам русло. Послезавтра чтобы всё продумал и мне доложил. Свободен!
…
Петр Владимиров в понедельник 25 декабря вернулся домой необычно поздно. Мария Кузьминична уже начала, было, беспокоится, но к счастью, муж вернулся хоть и поздно, но трезвым, без телесных повреждений, в здравом уме и твердой памяти.
— Петя, что случилось?
— Да, и смех и грех! Я голоден как тысяча чертей! Ты меня сначала накорми, напои, а потом уже и спрашивай.
— Да всё уже остыло… Курицу с гречкой будешь?
— Буду, конечно, всё буду, я же голодный как собака!
Петр Михайлович стряхивает с пыжиковой шапки снег, вешает её на вешалку и идёт мыть руки. Из ванной доносится его голос:
— Похоже, что идеи твоего Рожкина нашли поддержку у заводской молодежи. К нам в райком пришло сегодня письмецо. Бдительный член партии, а по совместительству вертухай, некая Овсянко 66 лет довела до сведения партии в лице нашего районного комитета об идеологической диверсии. Вот ведь не много, ни мало, а именно — диверсии. Где она только таких слов набралась!
— А можно поподробней? — осторожно накладывая гречку в тарелку, медленно произносит Кузьминична.
— Конечно, это же из серии «Нарочно не придумаешь». Куда я сунул эту цедулю? Михалыч, порывшись в портфеле, извлекает листок и с выражением начинает читать вслух. Закончив, берёт в руки ложку, однако вместо того, чтобы зачерпнуть ею, поднял над головой:
— Вот, интересно мне, в какой каморке надо просидеть 40 лет, чтобы так хорошо сохраниться! Нет, я прекрасно её понимаю. Громкая музыка, все эти бум-бум-бум, нерусские слова песен, скачущие парни и девки, вызывающие наряды могут взбесить любого из тех «кому за тридцать», но надо же помнить, что время идет и мир меняется. Вот, Маша, скажи мне как коммунист коммунисту, что делать с такими сигналами борцов за чистоту идеологии.
— Петя, постой, я что-то не поняла, а Боря Рогов тут причём? — Мария Кузьминична повернулась от плиты к мужу.
— Тут тоже интересная, но отдельная история. В райкоме комсомола есть такой совмещенный инструктор Каплин, ты его должна знать. Он встречался с твоим Рогулиным. Что тот ему наплёл, я не знаю, но после этого этот Каплин развернул такую бурную культурно-массовую деятельность, что только перья полетели, — Владимиров, наконец, сумел донести ложку до рта и зажмурился от удовольствия, — хороша каша, что варит Маша, ты у меня просто кулинарный гений!
— Ты мне зубы не заговаривай, дальше рассказывай, — довольно ворчит хозяйка.
— Комсомольцы провели рейд на барахолке совместно с милицией, изъяли кучу пластинок с западной музыкой. Договорились с молодежью «Точмаша» и на его площадях провели танцевальный вечер, в точности как твой Рогожин у тебя в школе. А Овсянко в этот день была на своем сторожевом посту, поскольку работает она там вахтёром. Проявила бдительность. Надо будет ей благодарность объявить, а молодёжи посоветовать найти какой-нибудь подвал или чердак и там все оформить так, как им хочется. Главное в стороне от вохровских глаз.
— Слава богу, Боря здесь вовсе никак не замешан. От сердца отлегло… — Кузьминична, облегченно вздохнула и подсела к столу. — Тебе добавки? Может водочки, пять капель?
— Какая ты у меня, Маша, мудрая женщина! Сто грамм никакого вреда, кроме пользы никому не приносили!
— Петя, у меня тут мысль появилась довольно отвлеченная, но, может быть, она натолкнёт тебя на что-то. Вот смотри — сегодня наша молодёжь гоняется за западной музыкой, западной одеждой, прочей западной мишурой. Почему? Ведь это может привести и к западной идеологии, к их нормам морали. Не теряем ли мы наших детей, как в той сказке про крысолова?
— Это как раз понятно. Мы 20 послевоенных лет занимались восстановлением и достижением паритета, не было у нас ни времени, ни ресурсов для всяких культур-мультур. Ясно, что мы здесь отстали и вынуждены пользоваться чужими наработками. А потерять можем, тут ты права. Для того, чтобы этого не случилось процесс нужно организовать и возглавить. Тут проблема. Кадров для этого нет.
— Вот здесь, мне кажется, ты ошибаешься. Ведь посмотри. Сейчас в мире пропагандируется не привычный еще 20 лет назад сладенький сиропчик про «айлавю и юлавми». Всякие французы с итальянцами — задворки мировых хитпарадов, именно потому, что они не вписались в пропагандируемое англосаксами направление. Нам бы не плестись на задах, а «срезать» и попасть в лидеры. Потому что жёсткость и бескомпромиссность, здоровая агрессивность и коммунистический напор это близко к тому, что сейчас на пике. Вот только наши старички из союза композиторов этого не понимают. Поэтому только снизу от молодёжи, вооружённой электрогитарами и барабанами мы сможем провести культурную революцию номер два.
