Пространства и смыслы - [38]
Косвенно о проявлениях общественно-экономического симбиоза города и села в Магрибе свидетельствуют и результаты изысканий марокканской исследовательницы Халимы Фархат. Её работы посвящены главным образом исламским институтам Магриба в позднем Средневековье. Однако эти труды продемонстрировали также и условность употребления в источниках термина «арабы» в отношении кочевых соседей города. Ещё раз подчеркнём, что это понятие в применении к позднему Средневековью невозможно трактовать только в качестве этнонима. Скорее, в источниках XIII–XV вв. возрождается древнее, по сути своей ещё аравийское и доисламское понимание слова араби (عربي, - Прим. сост.), обозначавшего отрицательный образ кочевника, то есть малоимущего и бескультурного степняка в противовес более состоятельному и утончённому горожанину[420]. X. Фархат установила, что население западно-марокканского города Сафи происходило из соседствовавших с ним арабских племенных групп дуккала, хаскура и реграга. При этом патронимы населения Сафи и его пригородов, упомянутые в источниках и исследованные X. Фархат, оказались в основном берберскими, пусть даже размещение арабских племён в регионе ускорило процесс их арабизации[421].
Динамика городской традиции Магриба и культурное развитие городов региона представляются особенно ясно очерченными в терминах, предложенных Р. Рэдфилдом и М. Зингером. Эти американские обществоведы предложили ещё в 50-х годах XX в. дихотомную систему понятий ортогенезиса и гетерогенезиса городов[422]. Согласно их концепции, характерная черта ортогенетических городов состоит в том, что они длительно развивают и разрабатывают уже установившиеся модели и образцы, сложившиеся в пределах местной традиционной культуры. Гетерогенетические города, напротив, создают вполне оригинальный, нестандартный образ жизни и стиль мышления, не совпадающие с прежними ориентирами.
В предложенной Р. Рэдфилдом и М. Зингером схеме становится заметной неравномерность развития ортогенетических городов Магриба — подлинных хранителей и гарантов стойкости городской традиции. Более или менее стабильно, как можно заметить в источниках, из таких городов развивался только Фес. В истории этого города особенно явно проявлялись ортогенетические черты. По сути, Фес, как выразился марокканский историк Абд ал-Ахад Себти, бросил вызов халдуновской модели города, который приходит в упадок вместе с династией, создавшей его или принявшей в качестве столицы[423]. Даже в эпоху глубоких кризисов конца XV — начала XVI в., потрясших городскую традицию Магриба, Лев Африканский детально описывал богатство и разнообразие городской инфраструктуры. В Фесе, — отмечал он, — есть 100 бань, хорошо построенных и украшенных. Одни из них маленькие, другие большие… каждая имеет четыре комнаты, вроде четырёх залов. Снаружи немного выше расположены лоджии… там люди раздеваются и оставляют свою одежду. Когда кто-нибудь отправляется в одну из этих бань, он… проходит в холодную комнату, оттуда… он идёт во вторую комнату, несколько более тёплую. Здесь служители его моют и чистят ему тело. Из этой комнаты переходят в третью, очень жаркую, где некоторое время потеют. Существуют ещё отдельные бани для женщин[424]. Среди достопримечательных черт северной столицы марокканский автор упоминает не только 200 поистине отлично построенных гостиниц, имеющих по три этажа, 120 или более комнат и снабжённых фонтанами для омовений[425], но и около 400 мельниц, то есть сооружений с жерновами, ибо там можно было бы насчитать 1000 жерновов, если учесть, что мельницы делаются в виде большого зала с колоннами, в котором иногда бывает по четыре, пять или шесть жерновов[426].
В отличие от Феса, другие ортогенетические города Магриба при смене столиц порой проходили через полное угасание. Это произошло в XIII–XV вв., например, с Марракешем. Старинная альморавидско-альмохадская столица потеряла свой блеск вскоре после того, как Мариниды разгромили альмохадские ополчения и перенесли столицу в Фес (1276 г.)[427]. С 70-х годов XIII столетия в Марракеше располагался административный центр маринидского наместничества. Это снизило статус города, который маринидские султаны считали нелояльным[428]. Результаты нескольких столетий упадка отмечал в начале XVI в. Лев Африканский. Бедный город, — писал он, — необитаем на две трети. Пустые земли засажены пальмами, виноградом и другими плодовыми деревьями, так как жители не могут иметь вне города ни одной пальмы, из-за того, что им докучают кочевники. Можно справедливо сказать, что этот город до времени постарел[429]. Во всей огромной цитадели Марракеша, построенной ещё Альморавидами, остались обитаемыми только два небольших дворца, где помещались привратники и погонщики мулов ваттасидского наместника. Всё остальное, что сохранилось, — писал Лев Африканский. — стало приютом голубей, воронов, сов, сычей и других подобных птиц. Некогда столь прекрасный сад стал сегодня свалкой нечистот города. Дворец, где была библиотека, в одной части являет собой курятник, а в другой — голубятню[430].
Причину быстрого упадка старинных городских центров Магриба современники видели не только в уже упомянутых происках кочевников, которые налетали на Марракеш всякий раз, когда население отказывалось выполнить любое их небольшое желание или волю
