Просто волшебство - [8]

Затем гостьи пили чай у Рейкрофтов и с полчаса обменивались любезностями, пока Френсис – а за ней и Сюзанна – не поднялась из-за стола.

– Вы, надо думать, – сказала Френсис, – достаточно нагулялись и никуда уже больше не пойдете, мистер Рейкрофт. Скажите, можем ли мы надеяться увидеть вас завтра в Баркли-Корте?

– Как помнится, – сказал виконт Уитлиф, – вы и меня приглашали, мэм, засвидетельствовать мое почтение Эджкому. Буду рад. И я вовсе не прочь прогуляться еще. Ты идешь, Рейкрофт? Или удовольствие сопровождать двух дам в Баркли-Корт будет принадлежать мне одному?

Сюзанна метнула взгляд на мистера Рейкрофта. И когда он изъявил готовность поразмяться еще, облегченно вздохнула.

Однако радость ее длилась недолго. Она отчаянно надеялась устроить все так, чтобы идти рядом с Френсис или мистером Рейкрофтом, но тот, когда они спускались по садовой тропинке, как нарочно о чем-то разговорился с графиней, а потому, выйдя за ворота, естественно, предложил руку ей. Делать нечего – Сюзанне пришлось идти рядом с виконтом Уитлифом.

Хуже не придумаешь. С тоской и беспокойством Сюзанна подняла глаза на Уитлифа и, прежде чем он почувствовал себя обязанным предложить ей руку, крепко сцепила пальцы за спиной.

О чем им говорить?

Сюзанна с ужасом почувствовала, как горит ее тело с правой стороны, где шагал виконт Уитлиф, хотя их разделяло пространство в целый фут. Живот свело судорогой, язык одеревенел.

Сюзанна презирала себя за то, что не может держаться с ним так же непринужденно, как мисс Рейкрофт и сестры Калверт. Ведь он всего-навсего мужчина, причем недалекий, отнюдь не из тех, на кого ей хотелось бы произвести впечатление. А стало быть, от нее требуется лишь одно – быть учтивой.

Но как она ни старалась, не могла придумать ни одной подходящей для светской беседы темы.

В свои двадцать три года Сюзанна походила на неловкую девочку, впервые покинувшую пределы классной комнаты. Но ведь это, в сущности, и в самом деле было так.

За всю свою жизнь она ни разу не имела кавалера.

И ни разу не целовалась.

Эти безрадостные мысли вовсе не способствовали обретению душевного равновесия.

С таким же успехом последние одиннадцать лет жизни можно было провести в монастыре, уныло размышляла про себя Сюзанна. Она совершенно не знала, как вести себя с мужчинами, и не умела непринужденно держаться в их обществе.

К тому времени как они, по расчетам Питера, прошли полпути к Баркли-Корту, он произнес шесть слов, а мисс Осборн – одно.

– Какой чудный нынче день! – с сердечной улыбкой глядя на свою спутницу или, вернее сказать, на поля ее шляпки, находившиеся как раз на уровне его плеча, попытался завязать он разговор в самом начале.

– Да.

Она шла прямо, крепко сцепив руки сзади, что недвусмысленно говорило о ее нежелании взять его под локоть. Как это понимать? Ей просто не о чем говорить, ломал голову Питер, или она до сих пор сердится на него за то, что он сравнил ее с летним днем, хотя и остальные леди, окружавшие его в тот момент, были недурны? Разве сам Шекспир когда-то не употребил это сравнение? Питер склонялся к мысли, что причиной ее молчания было все же негодование, поскольку менее получаса назад она беседовала с миссис Рейкрофт и была куда более разговорчива, хотя – в этом он мог поклясться – взгляд ее ни разу не обратился в его сторону. Если б вдруг обратился, он непременно это заметил бы, ибо почти не сводил с нее глаз.

Мысль, мелькнувшая у него в голове, как только он ее увидел, до сих пор приводила Питера в замешательство.

«Вот она».

Да кто «она», ей-богу?

Компания дамы, тяготившейся его обществом, явилась для Питера новостью. Ему нечасто доводилось встречаться с учительницами из Бата. Вероятно, это какая-то особая порода с очень суровым характером, отличная от женщин, к обществу которых он привык.

– Вы совершенно правы, – в конце концов сказал он лишь с тем, чтобы посмотреть, каков будет ее ответ. – Ваше появление не сделало этот летний день ни теплее, ни ярче. То было нелепое сравнение.

Мисс Осборн бросила на него взгляд, и, прежде чем лицо ее опять скрылось под полями шляпки, Питера еще раз поразили яркий золотисто-каштановый цвет ее волос, зеленые, словно море, глаза и здоровый от свежего воздуха румянец, покрывавший ее безупречную кремовую кожу.

– Да, – согласилась она, удваивая свой вклад в разговор с тех пор, как они вышли из Харфорд-Хауса.

Стало быть, противоречить ему она не собиралась. И он не мог противостоять искушению продолжить.

– Это в моем сердце, – сказал он, похлопывая по груди ладонью правой руки, – стало теплее и светлее.

На сей раз она не подняла головы, но Питер утешился тем, что поля ее шляпки, как ему показалось, слегка замерли.

– Сердце, – проговорила мисс Осборн, – не более чем орган в грудной клетке.

Ах, материалистка! Все понимает буквально!

– Выполняющий роль насоса, – кивнул он. – Но до чего ж это приземленный взгляд на вещи. Своим утверждением, мисс Осборн, вы могли бы оставить целые поколения поэтов без дела. Не говоря уж о влюбленных.

– Я не романтична, – ответила мисс Осборн.

– Вот как? – сказал Питер. – Жаль! Значит, по-вашему, таких понятий, как тонкость чувств, не существует? Разве в человеческом теле или в человеческой душе нет того, что могло бы воспылать при виде красоты?