И ненавидел себя за это.
Было что‑то восхитительно порочное в этом противоречии.
В том, какую власть она имела над ним.
Ее тело горело.
«Он ненавидит все это, он ненавидит меня. Но не может ничего поделать с собой», – подумала она.
Она непроизвольно приподняла бедра навстречу ему.
Это так возбуждало, гораздо больше, чем должно было бы возбуждать. Этот момент триумфа.
Потому что это было что‑то глубоко личное, это была их тайна.
Эмерсон всегда была публичным человеком.
Она была готова выйти замуж ради поддержания своего имиджа.
Но этот момент… это было лишь желание, которым были охвачены два человека, и ничего более. То, что он ненавидел себя за свою слабость, делало желание, сжигавшее их, еще более сильным.
Он снял с себя всю одежду и подошел к кровати.
Она посмотрела на свое тело и осознала, что на ней все еще были бюстгальтер, трусики и туфли.
– Я нравлюсь тебе в таком виде, – прошептала она.
– Ты нравишься мне любой, – тихо сказал он.
– Тебе нравится все это, не так ли? Тебе нравилось, что я захотела переспать с работником на ранчо. Мне кажется, что тебе нравится то, что ты заполучил богатенькую девушку. Хотя не знаю почему.
– Разве найдется на свете мужчина, который не мечтал бы соблазнить дочь своего врага?
– А ты совратил меня? Что‑то я этого не припомню.
– Если пока еще и не совратил, дорогая, ночь будет очень длинной. – Он завел ее руки ей за голову и привязал к столбикам кровати. – Ты полностью в моей власти.
И он начал медленно раздевать ее.
Сначала снял с нее туфли, покрывая поцелуями ее лодыжки, ее голени, внутреннюю поверхность ее бедер. За туфлями последовали ее трусики, и он стал целовать самые интимные части ее тела. Потом он перевел внимание на ее груди, лаская их сквозь кружево, прежде чем снять с нее бюстгальтер и бросить его на пол. А потом он выпрямился и окинул ее взглядом, словно любуясь своей работой.
– Как бы мне это все ни нравилось, но я хочу, чтобы твои руки ласкали меня, – сказал он.
Она могла легко высвободить свои руки из его ремня, но она отказалась делать это. Он стал медленно, нарочито медленно освобождать ее руки. Все ее тело пульсировало от ее потребности в нем. И, к счастью, это был Вегас, так что на прикроватном столике лежали презервативы.
Он быстро надел один из них, а потом присоединился к ней в кровати, накрывая ее своим телом.
Она улыбнулась ему и провела пальцем по его подбородку.
– Давай же, – прошептала она.
Он застонал, сжал ее бедра и одним уверенным движением вошел в нее.
Она ахнула и выгнулась навстречу ему. Он двигался очень медленно, мучая их обоих в этой сладкой пытке, пока она не почувствовала, что больше не в состоянии это выносить.
И когда она заглянула в его глаза, она увидела того мужчину, с которым была в ту первую ночь, а не богатого незнакомца.
Холден.
Его фамилия не имела значения. Не имело значения, кто он, откуда он. Существовала лишь одна реальность – то, что происходило здесь и сейчас.
И она знала это, потому что их желание не изменилось, несмотря на изменившиеся обстоятельства. Оно стало даже еще сильнее, еще мучительнее.
И она была твердо уверена, что то, что происходило между ними в постели, не имело никакого отношения к манипуляции.
Потому что то, что происходило сейчас, было больше чем секс, глубже, значительнее. И оттого еще более пугающе.
Она позволила себе наслаждаться прикосновением своих рук к его телу. Она исследовала каждый напряженный мускул его спины, гладила его упругие ягодицы.
И она испытывала головокружительное чувство свободы. Свободы жить настоящим моментом. Моментом, в котором не существовало ничего, кроме их желания.
Он в последний раз погрузился в нее со стоном, и его тело содрогнулось в оргазме.
И она кончила одновременно с ним. Волны наслаждения прокатывались по ее телу.
Она хрипло вскрикнула и впилась ногтями в его плечи.
Ей казалось, что это никогда не кончится.
Ей казалось, что она умирает.
Но когда это все же закончилось, она осознала, что ей придется что‑то делать с тем, что этот мужчина стал ее мужем.
И с тем, что подумает ее отец.
С тем, что Холден, враг ее отца, станет совладельцем винодельни.
И у нее начала болеть голова.
Скоро наступит завтра, и они подпишут документы, которые придут по факсу, а потом полетят назад в Орегон.
Но все это будет позже.
А сейчас ей не хотелось соприкасаться с окружающим миром.
Завтра будут слова, объяснения, возможно, сожаления.
Но сегодня ночью были только они двое.
И Эмерсон закрыла глаза и повернулась к своему мужу.
