Прошлогодняя синева - [7]

Что вас похитили, — скажите мне. Пора, —

Я увенчаю миртами любви фантомы,

Моя принцесса.

Без вас ненужно розовели вечера;

Мы встретились, ушли, одной мечтой влекомы,

И сердце пленное — зеркальней серебра.

Отражены навеки в нем бровей изломы,

Лукавый смех и в шляпке розовой соломы

Моя принцесса.

Декабрь 1911

«Я — доверчивый, сладкий и вкрадчивый…»

«Я — доверчивый, сладкий и вкрадчивый,

Словно брат, словно друг. Ни казнить,

Ни забыть, ни прогнать. — Укорачивай

Нас связавшую, беглую нить»…

Нет, не верь. Ведь фальшивой певучестью

Порошу я подпольную страсть.

Не знакомая с дольнею участью,

Ты поможешь мне ласки украсть.

Я глазами стеклянными, близкими

Загляну за последний порог.

Будут травы шуршать василисками,

Увядать на распутье дорог.

Ведь не все же заснежено вишеньем —

Зацветает и горький миндаль.

Ты не знаешь, как долго мы дышим им,

Целуяся через вуаль.

Апрель 1912

Кольца-звезды

Воска ожившие слепки

В белой пене рукавов;

В кольцах-звездах, — нежны, цепки,

В кольцах-звездах ждут волхвов. —

Пусть прочтут в созвездье новом,

В кольцах-звездах свой удел:

Кто под бархатным альковом

Будет гостем, будет смел.

Кто, забыв о звездном небе,

Твой избранник, звездный вор,

Гордо бросит, зная жребий,

Кольца-звезды на ковер.

Март 1912

Ирис в тетради стихов

Лере

Старые тетради снова перелистываю,

Старые тетради снова мне близки.

Бросил ирис аметистовые

Лепестки.

Разметал, лиловый, вслед нам,

Увядая, лепестки.

Заиграл тенями бледными

У твоей руки,

Над мечтами неизведанными

Простирая лепестки.

Злая грусть охватит снова,

Хоть любовь мертва,

Хоть и ирисы лиловые —

Лишь слова.

Я любовью сердце сковываю,

А любовь — мертва.

Октябрь 1911

Самозванец

Рисуя клинопись былого

На усыпальнице скорбей,

Я жду конца во славу слова;

Вот грудь раскрытая — разбей.

Я шел блудницею, бесстыдно,

Для новых слов межою строк,

Но даже мне, слепому, видно,

Я — не ниспосланный пророк.

От слов моих на старой язве

Не нарастет живая плоть,

И прокаженный скажет:

«Разве Зерно водою размолоть?»

Я шел в Москву, как Самозванец.

Прияла пепел мой Москва,

И только тусклым взором пьяниц

Гляделися мои слова.

Апрель 1912

Коломбина

1. Новая идиллия

Вечер в ящик спрятал краски,

Напустил чернил.

Приласкайся без опаски,

Будь постыл ты мне иль мил.

В ночи бархатных хоромах

Слышен звонко сердца стук.

Нет знакомых, незнакомых,

Канет недруг — станет друг.

Днем пускай точил я стрелы,

Мазал воском тетиву. —

Брошу стрелы. Ночь приспела.

Я опять тебя зову.

Что расковано любовью, —

Я опять могу сковать…

Щеки ты натер морковью —

Сладко будет целовать.

Арлекин, устал немножко? —

Ну, тогда домой пойдем.

Коломбины вот окошко,

Вот дорожка, вот и дом.

Я сыграю на гитаре,

Арлекин, ты будешь петь.

Не дивитесь странной паре,

Золотом ведь стала медь.

2. Коломбины-дни

Пусть кружит луну-сластену,

Тучек розовый гарем, —

Я, немотой ночи нем,

Коломбин моих не трону.

Словно каждая бывала

Одуванчик — только дунь…

Было тридцать — стало мало:

Скоро кончится июнь.

Прост ведь месяцеворот:

Нету старых — тридцать новых

Тридцать первая ведет

В свежеглаженных обновах.

Потеряли и вернули

Без особой ворожбы.

Коломбины, что грибы, —

Подожди, дожди в июле!

3. Глупый Пьеро

Вере Гартевельд

Полюбился, не забылся

Профиль милого лица.

Ах, Пьеро, теперь не лето —

На руке Пьеретты нету

Обручального кольца.

Влажных губ запретный кубок

Скуп на терпкое вино;

Глуп Пьеро — в любовной мене

Он, пестро рассыпав звенья,

Утерял одно звено.

Без дурмана трав отравлен,

Черный саван приготовь, —

Долго блекнет позолота

На сафьяне переплета

Книги, названной «Любовь».

4. Утренняя Коломбина

Вся в росе, в росе — застенчивая,

Как жемчужины в косе.

Тихо бубном я побренчиваю

Коломбининой красе.

Вся — печаль, и дали палевые

Золотят едва вуаль;

Я любви твоей вымаливаю,

А тебе меня не жаль.

Вся — мечта. Уста коралловые —

Мне запретная черта,

Сердце я всегда укалываю

У их алого куста.

Вся — змея, змея обманчивая.

Зацелованный — не я.

Я кончаю, я оканчиваю.

Коломбина — не моя.

1911–1912

ЛАМЕНТАЦИИ МОИ (Пг., 1914)

I. ИМЕНИ ОДНОМУ

Я повторял…

Я повторял: «Радуга! Радуга!»,

Догадываясь, что это ты;

Трапезой мне лесная ягода,

И теперь мои губы святы,

Как старая у реки пагода,

У медленноводной Цзао-Ты.

Любви моей и следа зверева

Боишься! Легла на берегу

И нейдешь вить гнезда у дерева,

Где я давно тебя стерегу.

Лотосы рвешь — не разуверивай —

И подаришь моему врагу.

1. Из английского Парка

Давно ты не писала

Давно ты не писала — очень,

И снегом северной зимы

Мой плащ Ромео оторочен,

И губ не сложишь в слово «мы».

А губы знали, губы пели

Ночную песню камыша

И пили, вод не колыша,

Из вешней, тающей купели.

Но скоро ль ты меня найдешь;

Мне принесешь вина и хлеба

Теперь — когда большое небо

Сентябрьский смывает дождь?

Звезды синие

Вечером рассыплет злато солнце;

Вечером ко мне пришла ты, солнце!

Загляну я в небо ночи — звезды,

Загляну тебе я в очи — звезды.

Нашей песней мы разбудим месяц,

В нашей песне мы забудем месяц.

Стоит тоже помнить месяц! —

Разыщи его при солнце!

Разгляди при нем-ка звезды!

А вот ты! — Раскроешь губы — месяц

Так и светит; рассмеешься — солнце

Жжет, а глаз ведь не зажмурить — звезды.

Poste restante

Много писем с русской маркой

Здесь в окне.

Вейте, ветры, ворон, каркай —

Все не мне!

Я печаль, как бусы, нижу:

В день — одна.

Эту даму ненавижу