— Взяла и сказала директрисе, что у меня будет ребенок.
— Не может быть, Салли.
— Честно, так и сказала. Был ужасный скандал. Они специально пригласили врача, чтобы он меня осмотрел, и послали за родителями. А когда оказалось, что ничего такого нет, все возмутились, что я их обманула. Директриса сказала, что девушка, способная только помыслить о такой мерзости, не может оставаться в школе и совращать учениц. Так я вырвалась из школы, а потом стала капать папаше на мозги, чтобы он отпустил меня в Лондон, пока он наконец не сдался.
В Лондоне Салли обосновалась в дешевой студенческой гостинице. Несмотря на строгий надзор, ей удавалось проводить большую часть ночей у мужчин.
— Первый мой соблазнитель не понял, что я девственница, я ему потом призналась. Человек он был потрясающий, я его обожала. К тому же в комедийных ролях ему не было равных. Он еще прославится когда-нибудь.
Через некоторое время Салли стала сниматься в массовках и наконец получила небольшую роль в гастролирующей труппе. Потом она встретила Диану.
— А в Берлин ты надолго? — спросил я.
— Бог его знает. Работа у «Леди Уиндермир» всего на неделю. Я туда попала через человека, с которым познакомилась в «Иден Баре», он сейчас в Вене. Надо бы еще раз позвонить людям с киностудии. Потом есть один старый противный еврей, который иногда меня вытаскивает в свет. Этот все время обещает контракт, но на самом деле хочет только переспать со мной, старая свинья. Мужики в этой стране просто омерзительны. Ни гроша за душой, и при этом считают, что ты им отдашься за плитку шоколада.
— И что же ты думаешь делать, когда теперешняя работа кончится?
— Ну, немного денег мне присылают из дома. Мамаша уже припугнула меня, что перестанет помогать, если я скоро не вернусь в Англию. Родители, разумеется, думают, что я здесь с подругой. Если бы мамаша только знала, что я осталась одна, ее бы точно удар хватил. Как бы то ни было, скоро у меня будет достаточно средств, чтобы себя прокормить. Для меня тянуть из них деньги — просто нож острый. Из-за кризиса дела у отца тоже плохи.
— Послушай, Салли, если у тебя станет совсем туго с деньгами, дай мне знать, хорошо?
Салли засмеялась.
— Очень мило с твоей стороны, Крис. Спасибо за заботу, но у друзей я обычно не одалживаю.
— Разве Фриц тебе не друг? — вырвалось у меня.
Но Салли, кажется, нисколько не обиделась.
— Я, конечно, ужасно люблю Фрица, но у него денег куры не клюют. А когда у людей много денег, к ним относишься совсем по-другому, сама не знаю почему.
— Откуда ты знаешь, может быть, у меня тоже куча денег.
— У тебя? — Салли зашлась от смеха. — Я поняла, что ты на мели, как только тебя увидела!
В тот день, когда Салли пришла ко мне на чашку чая, фрейлейн Шредер была сама не своя от волнения. По этому случаю она надела свое лучшее платье и завила волосы. Когда раздался звонок, она широко распахнула дверь и громко крикнула:
— Герр Исиву, к вам дама! И многозначительно подмигнула. Я представил их друг другу. Хозяйку дома просто распирало от любезности. Она настойчиво обращалась к Салли «Gnädige Freulein».[7] Салли, в беретке, как у пажа, засмеялась своим серебристым смехом и элегантно уселась на диван. Фрейлейн Шредер кудахтала вокруг нее с нескрываемым восхищением и любопытством. Очевидно, такие, как Салли, ей прежде не встречались. К чаю вместо обычных ломтиков бледного и неаппетитного пирога она подала огромное блюдо с пирожными-корзиночками, выложенными в форме звезды. Фрейлейн Шредер принесла нам две крошечные бумажные тарелки с дырочками по краям, образующими кружево. Позже, когда я благодарил ее за столь изысканный прием, она рассказала, что всегда подавала бумажные тарелки, когда герр Риттмейстер угощал свою невесту чаем.
— Уж в этом, герр Исиву, можете положиться на меня! Я знаю, как угодить молодой даме!
— Ты не возражаешь, если я лягу на диван, дорогой? — спросила Салли, как только мы остались одни.
— Конечно, нет.
Салли стащила беретку, уселась на диване, подобрав свои миниатюрные ножки в бархатных туфельках, открыла сумку и начала пудриться:
— Я так устала. Глаз не сомкнула прошлой ночью. У меня потрясающий новый любовник.
Я начал разливать чай. Салли искоса поглядывала на меня.
— Тебя не шокирует, когда я так говорю, дорогой Кристофер?
— Ничуть.
— Но тебе не нравится это слушать?
— Меня это не касается. — Я протянул ей стакан чая.
— Только, ради Бога, не корчи из себя англичанина. Естественно, касается.
— Ну, если хочешь знать, слушать это довольно скучно.
Она разозлилась больше, чем я ожидал, и, сменив тон, холодно добавила:
— Думала, ты поймешь. — Она вздохнула. — Но я забыла — ты ведь мужчина.
— Извини, Салли. Я, конечно, мужчина, ничего не попишешь. Пожалуйста, не сердись. Я просто хотел сказать, что такие вещи слегка нервируют. Мне кажется, от природы ты застенчива, потому и держишься так вызывающе. Я тебя понимаю, потому что и сам иногда поступаю точно так же… Только не нужно со мной этих штучек, я просто неловко себя чувствую. Даже если ты каждый раз будешь рассказывать мне, что спишь с каждым встречным и поперечным, тебе все равно не удастся выглядеть в моих глазах дамой с камелиями. Сама знаешь, что ты не такая.
