— Крис, свинья, отвечай сейчас же, почему ты смеешься?
— Сам не знаю…
Тут она тоже начала смеяться.
— Ты просто чокнутый!
— И давно ты здесь обитаешь? — спросил я, окинув взглядом большую мрачную комнату.
— С тех пор, как приехала в Берлин. Постой, сейчас точно скажу, да, уже два месяца.
Я поинтересовался, что привело ее в Германию и с кем она сюда приехала. Оказалось, что с подругой, старше Салли, к тому же актрисой. Девушка уже бывала в Берлине и уверяла Салли, что они наверняка найдут работу на киностудии. Тогда Салли заняла десять фунтов у одного милого пожилого джентльмена и присоединилась к ней.
Родители ничего не знали, пока они с подругой не добрались до Германии.
— Вот бы познакомить тебя с Дианой! Она самая потрясающая авантюристка в мире! Мужика может подцепить где угодно, даже не зная языка. Один из-за нее чуть со смеху концы не отдал. Я и сама ее обожала.
Но прожив в Берлине три недели, так и не получив работы, Диана подцепила банкира, который увез ее в Париж.
— И оставила тебя одну? Прямо скажем, с ее стороны это довольно подло.
— Не знаю… Каждый должен сам решать свои проблемы. На ее месте я скорее всего поступила бы точно так же.
— Уверен, что нет.
— Ну оставила и оставила, ничего со мной не случилось. Я и одна не пропаду.
— Сколько тебе лет, Салли?
— Девятнадцать.
— Боже милостивый! А я думал, лет двадцать пять!
— Знаю, так все думают.
Вошла фрау Карпф с двумя чашками кофе на тусклом металлическом подносе.
— Oh, Frau Karpf, Liebling, wie wunderbar von Dich![6]
— Что тебя держит в этом доме? — спросил я, когда хозяйка вышла. — Я уверен, ты вполне можешь найти что-нибудь поприличнее этой дыры.
— Найти, конечно, можно.
— Так за чем же дело стало?
— Не знаю. Наверное, мне просто лень.
— Сколько ты платишь хозяйке?
— Восемьдесят марок в месяц.
— Включая завтраки?
— Нет, по-моему, нет.
— Что значит «по-моему»? — разозлился я. — Ты ведь должна знать наверняка.
Салли отозвалась как-то вяло:
— Ну да, наверное, с моей стороны это глупо. Но видишь ли, я просто даю старухе деньги, когда они заводятся, а потом не разберешься, сколько и за что.
— Боже мой, Салли, я за свою комнату плачу всего пятьдесят марок в месяц, включая завтраки, но разве их можно сравнить!
Салли кивнула и продолжала извиняющимся тоном:
— Есть еще одно «но», дорогой Кристофер. Я просто не знаю, что бы фрау Карпф стала делать, если б я ее бросила. Ей ведь ни за что не найти другого жильца. Кто еще вынесет ее безобразие, вонь и все остальное. Она уже задолжала владельцам дома за три месяца. Если бы они узнали, что у нее нет ни одного квартиранта, то вышвырнули бы ее в два счета. А этого она не переживет.
— Все равно не понимаю, почему ты должна жертвовать собой ради нее.
— Да ничем я не жертвую, правда. Мне нравится тут. Мы с фрау Карпф понимаем друг друга. Она более или менее такая, какой я буду лет через тридцать. Добропорядочная домовладелица меня бы и недели не держала.
— Моя хозяйка тебя бы не выгнала.
Салли, наморщившись, улыбнулась.
— Как тебе кофе, дорогой Крис?
— Лучше, чем у Фрица, — сказал я уклончиво.
Салли рассмеялась.
— Но разве Фриц не мил? Я его обожаю, особенно когда он говорит: «Хотел я плевать».
— Черт, хотел я плевать, — попытался я изобразить Фрица. Мы расхохотались. Салли закурила еще одну сигарету: она дымила беспрерывно. При свете лампы бросалось в глаза, какие у нее старые руки: нервные, с выпуклыми венами и очень худые — руки взрослой женщины. Зеленые ногти казались тут чужими, случайными и напоминали маленьких уродливых жучков с яркими спинками.
— Смешно, — задумчиво молвила Салли, — я никогда не спала с Фрицем.
Она помедлила, потом спросила с нескрываемым интересом:
— А ты думал, мы спали?
— Пожалуй, да.
— А вот и нет. Ни разу… — она зевнула. — Теперь уж, наверное, никогда и не будем. Несколько минут мы молча курили. Потом Салли принялась рассказывать о своей семье. В Ланкашире у ее отца была мельница, а матери по наследству досталось поместье. Когда мать, мисс Боулз, вышла замуж, они с отцом соединили свои фамилии.
— Отец — жуткий сноб, — продолжала Салли, — хотя притворяется, что нет. Моя настоящая фамилия Джексон-Боулз, но, конечно же, для сцены это не годится.
— А Фриц говорил, кажется, что твоя мать француженка.
— Что за чепуха! — Салли, кажется, ужасно разозлилась. — Фриц идиот. Вечно он что-то выдумывает.
Еще у Салли была младшая сестра Бетти.
— Сущий ангел. Я ее обожаю. Ей уже семнадцать, но она сама невинность. Мама ее воспитывает, как благородную барышню. Узнай Бетти, что за потаскуха ее сестра, она, наверное, умерла бы со стыда. Она о мужчинах понятия не имеет.
— Салли, в кого же это ты такая уродилась?
— Не знаю. Во мне, наверное, много от папаши. Тебе бы понравился мой папаша. Ему на всех ровным счетом наплевать, но бизнесмен он потрясающий. Примерно раз в месяц непременно напивается в стельку и распугивает всех мамашиных благопристойных друзей. Это он разрешил мне поехать в Лондон и учиться играть на сцене.
— Школу небось бросила совсем девчонкой?
— Вот чего я всегда терпеть не могла. Я так подстроила, чтобы меня оттуда выгнали.
— Как ты умудрилась?
