Прощай, Ариана Ваэджа! - [37]
— Икона псоглавца святого Христофора… — пояснил Потапенко. — Чердынские охотники считали его своим покровителем и потому… перед началом сезона охоты священник… кропил охотничьих собак святой водой…
— И церковь запретила рисовать этого святого… с собачьей головой! — заметил геоморфолог Сибирцев.
— Да, — согласился с ним публицист. — Запретила еще… лет двести назад. И уничтожила все изображения, которые были уже написаны… Но… вот эта икона — осталась. Так что пальма первенства за ней, а потом уже — за кладом фигурок с шаманскими изображениями, что откопали на Вятском холме. Хотя… Конечно, и тот бесценен.
— Федор Алексеевич, уже вечереет, — напомнил Кондратьев.
— Да, конечно, вижу, что все устали… Сегодня у нас ознакомительные экскурсии… А вот завтра начнется… ответственная работа. Так что всем надо хорошо отдохнуть и быть в самом боевом снаряжении. Одежда, обувь, вещмешки… Не мне вам давать советы, когда ехали — знали куда. Да, и палатки захватите!
Глава 14
Арбенин был не в своей тарелке. В тот день, когда в его комнате обнаружили пропавший камень, ему показалось, что он находится уже на грани жизни и смерти. Кстати, специалист по минералам без труда определил, что это именно он — амазонит, но… от этого Арбенину стало еще тяжелее. Уже несколько дней он воображал, что участники экспедиции только и заняты тем, что обсуждают его. Если кто-то тихонько переговаривался, Николай Петрович непременно думал, что о нем, а если где-то слышен был смех, то тем более — мол, над ним потешаются.
Поэтому он старался меньше общаться, по крайней мере, не начинать разговор первым, держаться чуть в стороне, чтобы реже попадаться на глаза Кондратьеву и конечно же, не вставлять свои комментарии в его разговор с кем-либо. Первый день в Чердыне прошел тихо. Никто его не попрекнул и даже не «наградил» колким взглядом. И Арбенин немного окрылился: не все еще потеряно, можно будет доказать свою непричастность к пропаже амазонита, а если это… трудно будет сделать, то… проявить благородство в других ситуациях, они наверняка возникнут.
Вчера в музее обратил внимание на герб Чердыни. В серебряном поле стоял черный, с золотыми рогами и копытами, лось. На предыдущем гербе, утвержденном еще в семьсот восемьдесят третьем году (там внизу стояла такая дата), тоже был лось. Возникает конкретный вопрос: почему именно лось? Тот самый образ, который привиделся ему во сне… Почему именно лосиные головы окаймляют личину на груди — «шаманский дух» той фантастической птицы? И почему даже ее крылья тоже стали превращаться в лосиные головы?
И второй вопрос. Странно, что даже в геральдике трактуется вечность бытия. В описании герба говорилось, что серебряное поле — это символ благородства жителей города, их патриотический дух, их чаяния о процветании родного края, а черный цвет лося — это мудрость и благоразумие, честность и… вечность бытия. Так о какой же «вечности бытия» говорит черный цвет лося? Не о той ли самой, в которую уносится «шаманский дух» и поднимает шамана на небо? И не о той ли, в которую едва не взлетел он, Арбенин, вместе с химерической птицей, зацепившей его когтем?
«Диковинное место, Чердынь… — подумал Николай Петрович, — отхлебывая утренний кофе. — А писаки-то малость приуменьшили… Информировали, что «Чердынь» с коми-пермяцкого будто бы переводится как «поселение около устья ручья». Какой ручей? Да это… Ниагарский водопад! Нет! Больше! Перекресток миров! Устье… Вечности…»
На эту поездку местный краевед Потапенко возлагал особые надежды. Он долго говорил по телефону с губернским географом Старожиловым, который и встретил исследователей в Перми, дискутировал с ним о чем-то, скорее, о сроках вояжа, потому что сам факт его необходимости никто бы и не смог оспорить. Чувствовалась некоторая озабоченность Федора Алексеевича по его привычке в таких случаях потирать высокий открытый лоб, отчего залысины зрительно увеличивались и если попадало солнце, начинали блестеть. После этого он обсуждал, видимо, уже детали поездки, с руководителем группы Кондратьевым, закрывшись с ним наедине не меньше чем на час.
Особая атмосфера важности надвигающихся событий витала вокруг Арбенина. Он воспринимал разрешение на поездку в Чердынь как дополнительное вознаграждение за то, что основательно подготовился к экспедиции, может быть, хорошо, как никто другой. И как аванс за то, чтобы потом «помочь написать» отчет Кондратьеву. Конечно же, с самого начала он не питал иллюзий насчет «помочь написать», ясно, как день, что нужно читать это как «написать отчет» за руководителя группы. И потому даже вначале подумал, что именно Павел Ильич и подстроил ради этого такую курьезную ситуацию с амазонитом, но… Потом начал склоняться к другой версии…
Впрочем, к этому я еще вернусь — участники экспедиции уже выехали в очень важный вояж, а значит, нужно поторопиться за ними.
От Чердыни до небольшого поселения Ныроб верст сорок пять, а то и меньше, поэтому двинулись на подводах. Арбенин опять оказался во «втором эшелоне», вместе с геоморфологом Сибирцевым и практикантом Сиротиным. Возчего звали Прохором, без него никак, ведь по приезду в село нужно будет идти пешком со снаряжением, а это займет два-три дня. Вот и будут возчие их дожидаться да за лошадьми смотреть.
Удивительно, но эта фантастическая, полная трагизма и безвозвратных потерь, история началась в реальном мире, в далекой Ост-Индии, а может, даже и по дороге в нее — возле самого доброго мыса в мире — мыса Доброй Надежды. Там она благополучно и закончится, пусть даже и через триста лет, благодаря русской девушке Кате с нидерландской фамилией Блэнк. Вот почему в романе переплелись три сюжетных линии и судьбы людей из трех стран — России, Нидерландов и Индонезии.«Живые тени ваянг» — современный роман, основанный на реальных исторических событиях, но с фантдопущениями, тяготеющий не чисто к развлекательному, а к интеллектуальному.
Иллюстрации художника С. Бродского.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Вильгельм Йозеф Блос (1849–1927) – видный немецкий писатель, журналист и политик. Его труд по истории Великой французской революции впервые был опубликован ещё в 1888 г. и выдержал до Второй мировой войны несколько переизданий, в том числе и на русском языке, как до революции, так и уже в Советской России. Увлекательно и обстоятельно, буквально по дням В. Блос описывает события во Франции рубежа XVIII–XIX столетий, которые навсегда изменили мир. В этой книге речь идёт о первых пяти годах революции: 1789–1794.
Представленная книга – познавательный экскурс в историю развития разных сторон отечественной науки и культуры на протяжении почти четырех столетий, связанных с деятельностью на благо России выходцев из европейских стран протестантского вероисповедания. Впервые освещен фундаментальный вклад протестантов, евангельских христиан в развитие российского общества, науки, культуры, искусства, в строительство государственных институтов, в том числе армии, в защиту интересов Отечества в ходе дипломатических переговоров и на полях сражений.
До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.
Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.