Прощай, Ариана Ваэджа! - [38]
Кроме личных вещей и инвентаря, необходимого для полевых работ, на сей раз взяли и… сапоги. Потапенко просто настаивал на этом, говорил, что придется и по щиколотку в воде ходить, и по пояс, а может, и вплавь пускаться. Сапоги были нелепыми, довольно большого размера, но пришлось смириться, так как дареному коню в зубы не смотрят… На их повозке разместили еще и три палатки (одна про запас, а может, и для возчих), ведь предстояли ночевки.
Но самой боьшой ценностью стали металлические ручные фонарики на плоской батарейке с ползунковым переключателем. Изобрели их совсем недавно — где-то года назад, и не везде еще они были в свободной продаже, но руководство института успело их закупить специально к экспедиции. Фонарики были гораздо удобнее, чем те, которыми пользовались в конце девятнадцатого века: нажав на кнопку включения, не нужно было держать на ней палец, а просто зафиксировать ее в этом положении.
Дорога из Чердыни выходила на старинный Печорский тракт, по обе стороны которого притулились небольшие деревеньки — с простыми избами, среди них нет-нет да промелькнет роскошный сруб какого-нибудь баржестроителя или купца, сумевшего сколотить богатство на вывозе пушнины, драгоценных каменьев и других ценностей северного края. Но особенно торжественно выглядели величавые церкви с златоглавыми или ярко-голубыми — любимого цвета Царя Небесного главами и высокие каменные часовни, с которых просматривались окрестности аж до горизонта. И такие Божии дома, необычайно красивые, отделанные причудливыми резными украшениями, вдоль Печорского тракта встречались через каждые пять, а то и три версты.
Равнина, застеленная словно из меха, зеленым пушистым покрывалом, с косогорами да впадинами, все больше и больше обрастала хвойными деревьями. Они поддерживали своими мохнатыми шапками купол бирюзового ясного неба с легкими кучерявыми облаками и словно приветствовали путников. От порывов ветра вечнозеленые шапки гордых красавцев слегка наклонялись, совсем немного, как и положено по статусу — ведь не простолюдины. От леса тянуло не только горьковатой свежестью вечно зеленых веток, но и особой надменностью, присущей не тем деревцам, что посажены человеком, а тем, что испокон веков живут здесь и здравствуют, еще до прихода этого самого человека.
Лес становился все более угрюмым и почти вплотную подступал к повозкам, когда предстали, словно на гигантской ладони, деревянные постройки — избы и бараки, частоколы заборов, местами покосившиеся или щербатые. Хорошо на такие колья вешать чугунки, промыв их от сажи и пригоревшей каши, чтобы прокалились на солнцепеке, а также пуховые подушки, сбившиеся за длинную зиму. И того, и другого в каждой избе было в избытке. Так что не мальчишки оторвали кое-где по дощечке от городьбы… Хотя, где-то, может, и не обошлось без их страсти перевоплощаться в Соловья-Разбойника, или… потихоньку делать потайные лазы, чтобы пробежать напрямки, играя в прятки.
Ныроб стоял на открытом поле, но зажатый хвойным лесом со всех сторон, словно пойманный зверь — такой же необузданный, как сама природа, и для чего-то нужный людям. Он словно держал в себе вековую тайну, которую мог раскрыть только через много лет, другим поколениям, готовым ее принять. Даже в самом названии поселения чувствовалась скорбь, скорее, из-за неоправданной жестокости: так похоже это долгое «ы-ы-ы» на человеческие стоны…
Расположились в одном из свободных бараков, так как было уже не до удобств: передохнуть-перекусить да идти пешим ходом дальше, здесь и всего-то меньше десяти верст, но с лошадьми не получится — маршрут проходит по камням и оврагам. А вот возчие пусть отдыхают, поят-кормят лошадей, да и ночевать им не в чистом поле — есть крыша над головой.
— Ну и угрюмое местечко вы выбрали, Федор Алексеевич! — заметил Скорожитовский, зам Кондратьева, осматривая просторную комнату с обеденным столом, двумя деревянными лавками, табуретками и полатями у печки.
На столе стояло лукошко, от которого исходил аромат лесных ягод. Он щекотал ноздри запахами леса и луговой травы, какими-то экзотическими сортами папоротника, влажного от росы, излучающего прохладу. Запах был ярким, сочным, скорее, зимним, чем летним.
— Ба! Голубика! — воскликнул зам Кондратьева и резко изменил тему. — Небось, дед Тимофей постарался с угощением, по росе набрал…
В лукошке лежали синевато-черные ягоды, покрытые голубовато-сизым налетом, словно сбрызнутые утренней росой. К некоторым из них приклеились закругленные и чуть вытянутые крепкие листочки, насыщая экспозицию особым шармом.
— Угощайтесь, Леонтий Иванович, — добродушно произнес публицист Потапенко. — Так что вы там говорили об угрюмом местечке?
— Говорю, здесь только волки не воют… а так… одна жуть… — произнес тот, положив в рот ягоду.
— Зато ягоды тут водятся! А волки… Ничего, их тоже услышите, — усмехнулся Федор Алексеевич, — есть хорошая поговорка на этот счет…
— Волков бояться — в лес не ходить! — весело вставил Богдан Сиротин, занятый распаковкой багажа.
— А насчет «выбрали» — это не мне было решать, а матушке-природе, — заметил Потапенко. — Именно в этих местах и соорудила она такое двухъярусное великолепие, что, попомните мое слово, на сто веков вперед обеспечен сюда приток не коммивояжёров, а паломников да скитальцев. Много на Урале чудских древностей, много диковинных вещей и явлений, но вот такая гигантская пещера, как здесь — единственная… И уникальна она не только по внешним параметрам… но и богатством, красотой и изяществом внутреннего убранства… Как церковь наша православная…
Удивительно, но эта фантастическая, полная трагизма и безвозвратных потерь, история началась в реальном мире, в далекой Ост-Индии, а может, даже и по дороге в нее — возле самого доброго мыса в мире — мыса Доброй Надежды. Там она благополучно и закончится, пусть даже и через триста лет, благодаря русской девушке Кате с нидерландской фамилией Блэнк. Вот почему в романе переплелись три сюжетных линии и судьбы людей из трех стран — России, Нидерландов и Индонезии.«Живые тени ваянг» — современный роман, основанный на реальных исторических событиях, но с фантдопущениями, тяготеющий не чисто к развлекательному, а к интеллектуальному.
Франция эпохи крестовых походов, время суровых, безжалостных владык, своевольных, не признающих ничьей воли баронов, отважных рыцарей и свирепых наёмников, жестокая борьба за власть, коварные интриги и мистические тени прошлого, стремящиеся вернуть из небытия, таинственные древние силы. Только сильный духом, способен выжить в этом бурном круговороте событий, кровавого времени. Тибо-Анри — бывший крестоносец и нынешний рыцарь-наёмник — человек с непростой и одновременно такой обычной для своего времени судьбой.
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Орел стрелка Шарпа» полк, в котором служит герой, терпит сокрушительное поражение и теряет знамя. Единственный способ восстановить честь Британских королевских войск – это захватить французский штандарт, золотой «орел», вручаемый лично императором Наполеоном каждому полку… В романе «Золото стрелка Шарпа» войска Наполеона готовятся нанести удар по крепости Алмейда в сердце Португалии.
Известный британский ученый профессор Джон Перри представляет историю европейских географических исследований и открытий, развития торговли и поселений за пределами Европы с начала XV до конца XVII века. Это была эра, когда Европа открывала для себя мир за пределами своей территории. Она началась с Генриха Мореплавателя и португальских путешествий и закончилась 250 лет спустя, когда «разведка» была почти завершена. Профессор Перри рассматривает политические, экономические и религиозные стимулы, побудившие европейцев к исследованиям и завоеваниям, а также анализирует природу и проблемы их поселений на колонизированных землях.
Средневековая Восточная Европа… Русь и Хазария – соседство и непримиримая вражда, закончившаяся разрушением Хазарского каганата. Как они выстраивали отношения? Почему одна страна победила, а вторая – проиграла и после проигрыша навсегда исчезла? Одна из самых таинственных и неразрешимых загадок нашего прошлого. Над ее разгадкой бьются лучшие умы, но ученые так и не договорились, какое же мнение своих коллег считать общепринятым.
Иллюстрации художника С. Бродского.
Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.