Прощай, Африка! - [12]

Конечно, сотрудничать с колдуном было непросто. На кухне хозяйкой формально считалась я, но постепенно, работая бок о бок с Каманте, я поняла, что всем ведает он, и что не только кухня, но и все, что нас связывало, безраздельно перешло в его ведение. Он отлично понимал, что именно мне от него нужно, и часто предупреждал мои желания, прежде чем я успевала их высказать. Я же никак не могла понять, почему он работает так вдохновенно. Мне казалось странным и непонятным, как человек может достигнуть таких высот в искусстве, истинный смысл которого от него скрыт и которое он искренне презирает.

Каманте не имел представления о том, каковы должны быть кушанья на вкус белого человека, да и вообще, несмотря на то, что он принял чужую веру, он в душе оставался истинным туземцем племени кикуйю, был верен традициям своего племени и убежден, что человеку пристало жить так и только так. Иногда он пробовал еду, которую готовил, но с недоверчивым выражением — так, вероятно, ведьма пробует несусветное зелье из своего котла. Сам он признавал только пищу своих предков — кукурузные початки. Иногда он поступал довольно странно — вдруг приносил мне какое-нибудь местное лакомство, деликатес племени кикуйю: то печеный батат, то кусок бараньего сала — так иногда даже вышколенные собаки приносят и кладут к ногам хозяина лакомую косточку, в дар. Мне казалось, в глубине души Каманте считает, что наши труды и заботы о том, что нам есть — просто блажь. Иногда я старалась выведать у него — что он об этом думает, но хотя кое о чем он беседовал со мной с большой откровенностью, о других вещах он упорно молчал, и поэтому, работая с ним на кухне бок о бок, я никогда не затевала беседу на эти скользкие темы.

Я посылала Каманте в клуб Матэйга к тамошним поварам и к поварам моих знакомых в Найроби, когда меня там угощали каким-нибудь вкусным блюдом, и после того как он прошел обучение, дом мой прославился по всей колонии своим замечательным столом. Мне это доставляло истинное удовольствие. Я радовалась, когда у меня собирались друзья, способные оценить мое искусство, но Каманте ничьими похвалами не интересовался. Однако он хорошо изучил вкусы моих друзей, особенно тех, кто бывал у нас чаще других. «Приготовлю рыбу в белом вине для бваны Беркли Коула, — говорил он серьезно, будто речь шла о человеке не совсем нормальном, — он сам присылает вам белое вино, чтобы мы приготовили для него рыбу». Мне хотелось спросить настоящего знатока, хорошо ли готовит мой повар, и я пригласила старого друга — мистера Чарльза Балпетта из Найроби. Мистер Балпетт много путешествовал — как все старшее поколение, которое следовало за поколением Финсаса Фогга — он объездил весь свет, везде отведал лучших яств, какие ему могли предложить, и не задумывался о своем здоровье в будущем, пока мог наслаждаться пиршеством сию минуту. В книгах пятидесятилетней давности, посвященных спорту и альпинизму, много написано о его атлетических рекордах, о его сложнейших восхождениях на неприступные горные вершины в Швейцарии и в Мексике, а в одной из книг, посвященных знаменитым спорам и пари, под названием «Бог дал, Бог и взял», можно прочитать, как мистер Балпетт на пари переплыл Темзу, одевшись как на бал — во фраке и цилиндре, а позже, в подражание лорду Байрону и Леандру, переплыл, как подобает романтику, и Геллеспонт. Я была счастлива, когда он приехал ко мне на ферму, и мы пообедали тет-а-тет: всегда особенно приятно угостить мужчину, если он тебе очень по душе, обедом собственного приготовления. Он отблагодарил меня за гостеприимство интереснейшей беседой о своих воззрениях на кулинарное искусство, как и на многие другие вещи, а прощаясь, сказал, что нигде не обедал так вкусно.

Принц УЭЛЬСКИЙ оказал мне большую честь, приехав отобедать на ферму, и он очень похвалил мой кемберлендский соус. На этот раз Каманте с большим вниманием выслушал меня, когда я ему рассказала, как знатный гость хвалил его искусство — туземцы очень почитают королей и любят о них говорить. А через несколько месяцев Каманте захотелось еще раз послушать похвалы высокого гостя, и он задал мне вопрос по всем канонам французского учебника: «Понравился ли сыну Султана соус к поросенку? Скушал ли он все до конца?»

Но свою доброжелательность ко мне Каманте проявлял не только на кухне. Ему хотелось помочь мне во всем — в соответствии, однако, с его собственными понятиями о счастливых возможностях и опасностях нашей жизни.

Однажды глубокой ночью он вдруг вошел ко мне в спальню с фонарем в руке, молча, как часовой, проверяющий посты. Случилось это в самом начале его пребывания у меня на службе, когда он был еще маленьким. Похожий на черную летучую мышь, случайно залетевшую в спальню он остановился у моей кровати; он показался мне, со своими большими оттопыренными ушами, какой-то африканской разновидностью эльфа, блуждающего огонька с фонарем в руке. Он заговорил со мной торжественным тоном.

— «Масбу, — сказал он, — я думаю, вы бы лучше встали». Я села в постели, с трудом понимая, что происходит; я знала, что если бы случилось что-то серьезное, меня разбудил бы Фарах, но когда я приказала Каманте уйти, он не двинулся с места.