Прощание с мирной жизнью - [45]

Валли встала.

— Дети мои, не мешало бы его впустить, как по-вашему? Пойдем, Маня. Открой ему. Мне надо бежать. Пойдем, оторвись от Саши! — Она подхватила Маню и убежала.

Маня опомнилась только на кухне.

— Валли, куда ты?

— Ты же видишь, я хочу, чтобы ты меня выпустила. — Она потянула ее за собой.

Полька воспротивилась:

— Ты, Валли, какая-то… даже не придумаю, как сказать…

— Знаю, знаю, Маня, я сумасшедшая. Только если бы я не вмешалась, вы бы оба так и сидели, вылупив друг на друга глаза, а человек на улице, чего доброго, отморозил бы себе нос. Кто он? Надеюсь, не такое пугало, как Аска?

— Валли, ты просто ужас какая!

— Да, ужас какая, противная, бессердечная — согласна на любые эпитеты. Но только это можно и потом. А сейчас мне хотелось бы услышать что-нибудь о новеньком, чтобы иметь какое-то представление, когда я вернусь.

Маня, вздохнув, покорилась своей участи.

— Его фамилия Прокоп, он наборщик и член социалистического кружка молодежи. Этих сведений тебе достаточно?

— Нет, дорогая, мне хотелось бы знать побольше. Внешность интересная?

— Господи, какие у тебя требования! Я сама его почти не знаю. А потом я затрудняюсь… Он работает в типографии твоего деда. Это все, что я знаю.

— Вот это уже кое-что. Это так интересно, что я изменяю свое намерение.

— Так ты не уйдешь?

В ее вопросе звучала такая надежда, что Валли на мгновение заколебалась, сказать или нет то, что вертелось у нее на языке, но она не смогла удержаться от желания произвести впечатление, поразить своим ответом.

— Не уйду? — крикнула она уже в дверях. — Что ты! Но теперь я и вправду вернусь, даже несмотря на то, что я это торжественно обещала.

X

Она быстро шагала, а потом даже припустилась бегом по узким улочкам Старого Места к Тынской церкви и на ходу думала: зачем, собственно, она условилась о встрече? Что ждет от нее? Что сулит ей свидание с художником Раулем Хохштедтером?

Когда он сегодня днем так, между прочим, предложил погулять как-нибудь вместе при луне, она сразу согласилась:

— Прекрасно. Когда же мы встретимся? Сегодня?

— Сегодня не полнолуние, — возразил растерявшийся Хохштедтер.

Валли вспомнила выражение его лица в ту минуту — замешательство, недоверие, вожделение, отразившиеся на нем, и снова рассмеялась. Ей уже тогда стало ясно, что Рауль Хохштедтер пустое место. И все же она не прекратила игры:

— Ну и что же? Луна тут не самое главное.

— Что?.. Как же так?.. Ха-ха-ха, весьма тонкое замечание! Или ты думаешь?..

— Что я думаю?

— Валли, если бы я не знал, что имею дело с барышней из хорошего дома — как ты полагаешь, что бы я подумал?

— Уверена, не то, что следует, дорогой. — И Валли переменила тему разговора.

О прогулке при луне больше не было речи, и, только уже прощаясь, Хохштедтер спросил:

— Итак, когда мы снова встретимся? Сегодня вечером?

А Валли дерзко вскинула на него свои зеленые глаза.

— Ты, верно, забыл, что барышне из хорошего дома нельзя прийти в десять вечера к Тынской церкви, к боковому входу с Малой Тынской.

Почему она так ответила? Почему спешила сейчас к Тынской церкви? Почему связалась с Хохштедтером?

С чисто рейтеровским вкусом к самоиронии она решила: «Из научного интереса, иначе говоря — из любопытства».

И действительно, Валли шла сейчас на свидание с Хохштедтером из любопытства. Совершенно так же, как из любопытства познакомилась она с поляками и их друзьями; совершенно так же, как ее отец из любопытства гонял по всему свету и кончил жизнь, испытывая автомобиль, тогда еще бывший новинкой. «Но такой трагический конец вовсе не обязателен, — утешила себя Валли, — а тем более с Раулем Хохштедтером».

Она подумала, как весело и в то же время как безумно волнующе будет ошарашить Хохштедтера вопросом, не желает ли он написать ее портрет ну… хотя бы сегодня вечером?

Она представила себе его хриплый от волнения голос, его вопрос, как она себе это представляет, и свой ответ самым невинным тоном: «Ах, очень просто, в накинутой на плечи шали, а можно и без нее».

Ей вдруг вспомнилась витрина писчебумажного магазина напротив ее гимназии. Они с подругами часто стояли перед этой витриной, делая вид, будто рассматривают печатки и альбомы для стихов, но мысли их, конечно, занимала художественная репродукция в дальнем правом углу витрины. Под ней была подпись «Похищение женщин в горах Черногории, или Преступление турецких кавалеристов». У турок в красных фесках были зверские лица; за широкими кушаками торчали ятаганы. Они хватали за ноги и груди женщин, платья которых услужливо вздымались вверх. Картина волновала воображение. Валли еще помнила физическое ощущение томительной слабости в коленях, которое охватывало ее всякий раз, когда она глядела на эту картину, млея от сладостного страха и представляя себе, что и ее может когда-нибудь похитить такой вот турок. Ей казалось, что у нее сейчас обмякнут ноги.

И как раз то же ощущение было у нее и теперь, когда она представила себе, как она в один миг сбросит платье, если уже сегодня дойдет до этого.

Нет, она ничуть не собиралась уже сегодня дойти до этого, возможно, она вообще не дойдет до этого с Хохштедтером, а возможно, все-таки дойдет, и возможно, уже сегодня. Все зависит от обстоятельств. От настроения. От минуты.