Прощание с мирной жизнью - [34]

— То есть государственную измену? — нарушил молчание, последовавшее за словами чеха, чей-то громкий голос.

Все обернулись: к компании, сидевшей за столом, незаметно подошел офицер генерального штаба, и сейчас он со всеми любезно раскланивался.

— Прошу извинить меня, господа, что я вмешиваюсь в ваши дебаты. Профессиональная привычка. — Он хитро улыбнулся. — Мое замечание, разумеется, носит чисто теоретический характер, как и ваш разговор, не правда ли, господин доктор?

Чех, к которому относились последние слова, ответил все так же спокойно:

— Есть два типа изменников, господин полковник Редль.

— Что вы имеете в виду?

Книгоиздатель сунул руки в карманы своей чамары и откинулся на спинку стула. Черты его даже как-то обострились от напряжения.

— Я имею в виду следующее: то, что один рассматривает как измену, скажем, отступничество от национальных идеалов, другой может воспринять как патриотический акт, и наоборот. Серб, подданный Высокой Порты^{30}, перебежавший в сербскую армию, в глазах султана изменник, а сербы будут чтить этого же самого человека как героя. В общем же, — тут на его напряженном лице промелькнула чуть приметная ирония, — в общем же, это мое рассуждение, разумеется, чисто теоретического характера.

— Ха-ха-ха, превосходно! — Офицер генерального штаба громко расхохотался.

Александр, которому показалось, будто на какую-то долю секунды офицер потерял свою самоуверенность, исподтишка наблюдал за ним. Лицо у Редля было энергичное и открытое, глаза искрились веселым добродушием. «Неужели ремесло охотника за шпионами не накладывает отпечатка на характер?» — подумал Александр. Продолжить свои наблюдения ему не пришлось. Поезд подошел к довольно большому вокзалу.

Полковник Редль взглянул в окно.

— Господи, мы уже в Таборе! А мне еще надо прочитать кучу бумаг. Прошу меня извинить, господа. Честь имею кланяться!

Он быстро вышел из вагона-ресторана.

Остальные последовали его примеру. Не ушел только Александр. Поезд тронулся. Пробегавший за окнами ландшафт дышал той же спокойной красотой, что и здоровые, приветливые девушки в чешских деревнях. Мягкие холмистые поля, лесок, деревня с прудом и островерхой церковью, обсаженная деревьями дорога. На полях лежал снежок; они были той же расцветки, что и пестрые коровы, — коричнево-черные с белым. Деревья вдоль дорог стояли голые и черные.

«Сливовые деревья, — подумал Александр, — ну, как представить себе мир без сливовых деревьев на проселочных дорогах?» Перед его мысленным взором встал летний пейзаж с дорогами, обсаженными сливами. Ленты дорог бежали, бежали неизвестно откуда и неизвестно куда, таинственные и далекие, и все же такие близкие, такие свои и родные с их белой пылью, и запахами спелых плодов, и заунывной песнью пастуха. — «Да, да…»

Поля. Лесочек. Деревня. Статуя Непомука с тремя красными лампочками над склоненной головой святого. Ряд березок у ручья. Мостик из свежеобструганных досок.

Чувство, которое всегда охватывает тех, кто едет в поезде: «Никогда, никогда не посижу я на бережку вот этого ручья, никогда не пройду вот по этому мостику. Ах, сколько же мест на свете, куда никогда в жизни не попадешь!»

По прозрачному, как стекло, небу плывут перистые облака, словно вереницы диких гусей. Александр открыл окно. Потянуло терпким запахом талой земли и дымком. И южным ветром. Зима, но с весенними ароматами. «Словно сельтерская с вином!»

Поезд остановился на полустанке. На платформе стояли две женщины, пожилая в шляпке с завязками и тальме и молодая в модном дорожном костюме. Еще когда поезд подходил к станции, кучер поднял на плечо большой кофр свиной кожи. За станционным зданием стояло ландо на высоких колесах, запряженное парой откормленных помещичьих лошадей, серых в яблоках.

«Провожают дочку на поезд, должно быть, погостила недельку-другую дома и возвращается к мужу в столицу», — предположил Александр.

Кучер прошел к багажному вагону. На крышке кофра стояли инициалы «И. ф. К.», выведенные затейливым готическим шрифтом.

«Сельское дворянство, и не очень знатное, — продолжал Александр свои догадки. — Муж, возможно, офицер или чиновник. Живут, как видно, не очень широко, а значит, и во взглядах широты нет. Гм, гм». Но все же он поднялся, исполненный ожидания, когда увидал, что молодая дама вошла в его вагон.

Она остановилась в дверях и помахала рукой. Широкополая шляпа закрывала ее лицо, видна была только темная прядь волос.

Следуя внезапному побуждению, Александр прошел мимо своего купе. Заглянул туда. Чисто и пусто, приятное купе. Не то что соседние, откуда слышался смех и громкий детский крик. Александр медленно прошел до другого конца коридора. Только теперь посмотрел назад. У двери вагона в противоположном конце коридора никого не было.

Александр подождал еще немножко и повернул обратно.

III

Она сидела, опершись подбородком на правую руку, и смотрела в окно. Александра она заметила не сразу. Только когда он, слегка поклонившись, сел на свое место напротив, она на мгновение оторвалась от окна и ответила на его приветствие легким наклоном головы. И тут же снова погрузилась в созерцание пробегавшего мимо ландшафта. Лицо ее почти целиком скрывали поля шляпы и вуалетка.