Прощание с мирной жизнью - [139]

— А, Хартенау, это вы с господами штатскими!

Он пришпорил лошадь и подъехал совсем близко к головному автомобилю. На его широком, загорелом лице выпуклые голубовато-зеленые с желтыми крапинками глаза казались фарфоровыми. У Александра создалось впечатление, будто они все только ощупывают холодным взглядом, ничего в себя не вбирая. И усы казались твердыми, искусственными. Словно из стекла!

Приложив правую руку к козырьку, престолонаследник начал говорить. Александра удивил его мягкий австрийский говор. Плавно лились любезные и ничего не говорящие слова — лексикон, хорошо всем знакомый по речам Габсбургов: «Меня очень радует… тесное единение вооруженных сил с гражданским населением… памятуя о славных победах… неподкупно служа императору и отечеству… охраняя мирное население городов и сел… несомненно, наилучшее впечатление… для меня было истинным удовольствием, господа…»

Он уже повернул коня и быстро скрылся из виду, окруженный поспешившей за ним свитой.

Полковник распорядился продолжать путь. Александр пытливо вглядывался в лица окружающих. Какое у них впечатление? Такое же странное, как и у него, — точно это бег на месте?

— По сообщениям в прессе, я представлял себе генерала Гётцендорфа совсем другим, — сказал американец.

— Разве вы не знаете? — отозвался депутат. — Его изображают всегда в профиль, и на фотографиях, и на рисунках. Вы этого не замечали? В профиль и с подчеркнуто героической осанкой. А потом, когда видишь его собственной персоной, кажется, что это не он, а его сестра.

Берлинец хотел что-то выпалить, но одумался и опустил голову. Полковник опять постучал моноклем по планшету. Александр снова почувствовал «прилив патриотизма», уже испытанный им до того при словах русского бородача. Но, к удивлению Александра и остальных, как раз русский преодолел ставшую уже тягостной ситуацию.

— Сознаете ли вы, господа, что мы были свидетелями величайшей победы? — спросил он с лукавой миной. — Ну да, я так и думал, что вы не заметили ничего особенного. Иностранный офицер, с которым разговаривал эрцгерцог Франц-Фердинанд, это сербский военный атташе. Понимаете? На прошлогодних маневрах престолонаследник все время демонстративно обрывал серба. Мы, иностранные корреспонденты, все тогда срочно телеграфировали: «Начинается!» И действительно, наступил балканский кризис. Но сегодня дружеская беседа с сербом была для меня приятным сюрпризом: яркая демонстрация мирных намерений вашей страны. — Он встал, несколько неловко, потому что автомобиль сильно тряхнуло, и снял шляпу.

Это выглядело странно, но не смешно, и Александр почувствовал приятное облегчение, особенно приятное потому, что к нему примешивалось смутное раскаяние, как это бывало в школьные годы, когда он, несмотря на плохую подготовку, хорошо сдавал экзамен.

Чем черт не шутит, может, в теориях этих гелузичей и есть доля правды! Может, еще удастся вытащить Австрию, эту завязшую в тине ладью, если руль возьмет в свои руки Франц-Фердинанд с новым экипажем. Может, эти малосимпатичные люди добьются своими малосимпатичными методами чего-то существенно важного, тогда как более симпатичным удавалось только кое-как заткнуть дыры. Может, еще не слишком поздно?

«Во всяком случае, хорошо было бы предоставить им эту возможность, хорошо и либерально», — подумал Александр; он с благодарностью посмотрел на бородача.

— Золотые слова, коллега!

— Хвали день к вечеру, — заметил депутат, но тут же добавил: — Само собой разумеется, никто не радуется уменьшению международных трений больше нас, австрийских итальянцев.

«Некомпанейский человек!» — решил раздосадованный Александр; он сам удивился резкости своей реакции.

Автомобили остановились у ворот имения. Перед господским домом сновали взад и вперед ординарцы, штабные офицеры и адъютанты. На парадной лестнице стоял Гвидо Франк, приготовившийся первым приветствовать гостей.

Александр хлопнул его по плечу.

— Ну как, молодой человек? Как дела? Должен сказать, вам везет. Завтра вы можете сообщить о Седане. Большего и желать нельзя.

Александр уже хотел расстаться с Франком. Но тот задержал его.

— Я не сообщу о Седане, дядюшка. Сегодня вечером маневры будут прекращены.

— Что вы говорите? Но почему? Откуда вы знаете?

Франк самодовольно погладил лоб и прилизанные волосы.

— Пять минут тому назад передали секретный приказ престолонаследника. На завтра вместо военных операций назначается выступление против условного неприятеля. Да, да, совсем как на плац-параде. Кавалерия вся целиком поскачет в атаку. Пехота выступит с музыкой и развернутыми знаменами.

— Не может быть, Франк, я думаю, вас одурачили.

— Одурачили? Меня? — Франк выставил вперед подбородок и выпятил грудь. — Нет, дорогой дядюшка, я собственными глазами видел секретный приказ, когда его записывал телефонист.

— Но что это значит? Ради чего делается? Вы догадываетесь?

— Конечно. — Франк выдержал паузу, а затем сказал медленно, смакуя каждое слово, как глоток вина: — Высокопоставленная дама и ее детки были очень разочарованы «пустотой поля сражения». И папа решил аранжировать для них зрелище, более похожее на иллюстрации в журналах для семейного чтения. Поэтому в ordre de bataille