Прощание с мирной жизнью - [100]

Он громко приветствовал фрейлейн Шёнберг.

— Алло, Монтебелло, каким лишением было для меня так долго не видеть вас! — И он завел с ней разговор, то и дело называя ее «любимая моя Монтебелло» и «прелестное дитя», в ответ на что она хихикала, как школьница.

Каролина фон Трейенфельс выходила из себя. Некоторое время она негодовала молча, но потом не выдержала.

— Дорогой Али!.. — Она рассчитывала рассердить Александра, называя его так, но на этот раз она просчиталась и поэтому пришла в еще большее раздражение. — Дорогой Али, мне кажется, что нам с фрейлейн Шёнберг надо обсудить хозяйственные дела, не терпящие отлагательства.

Александр ударил себя в грудь.

— О, пардон, не буду вам мешать! — Он встал.

Каролина воздела руки, отчего пришли в движение и зашуршали воланы на ее платье.

— Что ты, Александр, это не для того было сказано. Нет, не уходи. Я быстро покончу с фрейлейн Шёнберг. И тогда мы наконец посидим вдвоем и спокойно потолкуем, как брат с сестрой. Или ты обязательно хочешь уйти, и я так и не дождусь от тебя спокойного разговора?

— Да, дорогая, от меня можно ждать только беспокойных разговоров. Без меня станет гораздо спокойнее. Кроме того, меня призывают дела. Прощайте, милые дамы! — Он взял под мышку газеты, — был понедельник, и потому газет было меньше, чем в другие дни, — и вышел из столовой.

— Да, чтобы не забыть: не ждите меня к обеду. Я обедаю в городе с деловыми знакомыми, — крикнул он, уже шагнув за порог.

Дверь закрылась раньше, чем совершенно растерявшаяся Каролина снова обрела дар речи.

— Но, Али, — наконец крикнула она, — такого со мной еще никогда… просто невероятно… — От возмущения она не могла закончить ни одной фразы.

Она оглянулась на экономку, но та предпочла молча удалиться.

На костлявом лице Каролины выступили красные пятна. Она быстро проверила, тут ли на столе блюдце с небольшой трещиной, и, удостоверившись, что оно тут, нажала кнопку звонка. Она подождала и, когда услышала шаги горничной, взвизгнув в истерике, швырнула блюдечко на пол.

Когда горничная вошла, Каролина лежала на полу, среди черепков, однако она позаботилась устроиться так, чтоб под головой у нее был ковер из тигровой шкуры.

XVI

По дороге на второй этаж Александр закурил виргинию. Он вошел в контору «А. Рейтер и сын», держа в изящно поднятой правой руке сигару с белой шапочкой пепла. При его появлении шум голосов стих. Зато усилилось шуршание бумаги, стук счетных линеек и трескотня новоприобретенных пишущих машинок.

Раскланиваясь направо и налево, Александр направился к отгороженной матовым стеклом «Канцелярии дирекции». В дверях его ожидал Майбаум, прижимавший к груди внушительного вида стопку деловых бумаг.

— Ну, Майбаум, как всегда, на посту? Как живете-можете?

Майбаум поклонился, повертел шеей, высвобождая ее из высокого воротничка, и склонил голову набок.

— Разрешите, господин Рейтер, выразить, да-м, нашу общую радость, да-м, по поводу вашего возвращения в круг сотрудников, служащих и работников фирмы.

— Спасибо, Майбаум. Я тронут. Удовольствие наше взаимно! — Говоря так, Александр взял Майбаума под руку и скрылся с ним за дверью с матовым стеклом.

Майбаум доложил текущие дела. Александр отобрал несколько бумаг, которые надо было прочитать более внимательно. Потом они обсудили вопросы, требующие срочного решения.

После короткого разговора с главным бухгалтером и кассиршей Александр покинул контору.

Подымаясь со второго этажа к себе в кабинет, Александр вынул из кармана газеты. Не выпуская сигары изо рта, пробежал первую газету. «Слабовато, слабовато!» — пробормотал он и взялся за следующую. Выражение скуки на его лице стало заметнее. Вечно одни и те же глупости! В Венгрии премьер-министр в который раз сцепился с одним из членов оппозиции. На бракосочетании дочери кайзер обнял и поцеловал английского короля, а кронпринц поносил в офицерском обществе «торгашеский дух Альбиона». В Лондоне шли бесконечные приготовления к подписанию балканского мира^{58}, а на Балканах тем временем продолжались трения между сербами, греками и болгарами.

Александр собирался уже сложить газеты, но тут его внимание привлекло сообщение в конце отдела «Смесь», — очевидно, оно было получено перед самым концом работы редакции и потому напечатано петитом.

Читая, Александр тихонько свистнул и поднял свои густые брови:

«Как мы только что узнали, начальник генерального штаба Пражского корпуса полковник Альфред Редль покончил вчера ночью самоубийством в одном из центральных венских отелей. Тело было обнаружено рано утром денщиком. Тут же было дано знать в комендатуру, откуда на место происшествия прибыла комиссия. Несмотря на тщательный осмотр помещения, установить мотивы самоубийства не удалось. Несомненно, мотивы эти чисто личного свойства, возможно, психического порядка. Денежные затруднения отпадают, ибо полковник Редль был человек обеспеченный. В служебном отношении он был на самом хорошем счету, начальство его ценило. Товарищи покойного предполагают, что самоубийство совершено в припадке нервного расстройства, вызванного переутомлением. Весть о кончине этого высокоодаренного офицера, который широким слоям общества известен по неоднократным выступлениям в качестве эксперта в громких шпионских процессах, несомненно, будет встречена с глубоким прискорбием».