Прощание с Литинститутом - [25]

От сопоставления себя с бывшим товарищем перехватило дыхание, и на лбу выступил холодный пот. Нет, об этом лучше пока не думать, чтобы не сойти с ума, лучше попытаться отвлечься.

Но сегодня всё однозначно валилось из рук: не писался начатый рассказ, телевизор только раздражал жизнерадостными рекламными девицами, пиво из холодильника казалось горьким и водянистым… Даже завтрашнее утреннее купание в Мёртвом море не сулило желанной усталости и покоя. Мишка немного постоял у окна, без интереса наблюдая за праздничной суетой внизу, и пошёл к своей кровати.

Всё, решено: этот отдых на морском берегу ему противопоказан, завтра он уедет. Только искупается утром и сразу уедет. Оставшиеся два дня можно провести дома, а там отпуск закончится, и – вперёд на армейскую базу. Пусть лучше не остаётся свободного времени. Даже в Ливане, где каждую минуту подстерегала опасность, было легче и спокойней, чем здесь, где он оставался один на один с дневником Махсуда. И с собственными мыслями…

10.

На базу он поехал не в обрез по времени, как ездят всегда солдаты и резервисты, а на день раньше. Дома было шумно, скучно и утомительно – обычное репатриантское существование со всеми его мелкими бытовыми проблемами, заботами и сварами. Повод к отъезду был стандартный: хочу развеяться в Иерусалиме, побродить по улицам, поглазеть на витрины, встряхнуться. Впрочем, ничего объяснять не пришлось – ещё до приезда в Израиль родители привыкли к его неожиданным поездкам в Москву, Питер, на Север. Причины поездок он не объяснял, а просто в одночасье срывался и уезжал. Через несколько дней возвращался уставший и измученный, но на удивление спокойный и умиротворённый. Когда всё надоедает до чёртиков и начинает тошнить от окружающего, может, так и в самом деле поступать лучше…

На иерусалимской автостанции было, как обычно, шумно и многолюдно. Ревели автобусы, прогревая моторы, металлический голос, перебиваемый собственным эхом, вещал что-то невнятное над билетными кассами, торговцы прохладительными напитками и варёной кукурузой неистово вопили у входа, зазывая покупателей, сборщики пожертвований громыхали жестяными банками. Отовсюду слышался многоязыкий говор. Мишка выбрался из своего автобуса, забросил на плечо сумку и автомат и стал протискиваться к выходу.

– Стой, солдат! – кто-то сзади хлопнул его по плечу и захохотал. – Вот ты и попался!

Мишка обернулся и увидел своего командира Амнона, который тоже возвращался из отпуска. Он жил в одном из поселений Гуш-Э-циона и, вероятно, так же, как Мишка, хотел денёк побродить по Иерусалиму.

– Куда путь держим? – деловито осведомился Ирокез, ни минуты не сомневаясь в том, что подчинённый рад встрече.

«Может, так оно и лучше», – подумал Мишка и ответил:

– Особых планов нет. Где-нибудь хочу посидеть, а то уже одичал, от цивилизации отвык.

– Вот-вот, – обрадовался Ирокез, – и мне мои родственники до смерти надоели. Не успеешь приехать домой, начинают с тобой нянчиться, как с грудным младенцем. Я их люблю, и они меня любят, но не настолько же… У тебя, небось, в Иерусалиме девушка есть? Не стесняйся, скажи. Если мешаю, могу в сторону свалить. Мы же не на службе.

– Нет у меня девушки. Пойдём вместе, раз уж встретились…

– Только в этот муравейник на Бен-Иегуду не хочу! – сразу взял инициативу в свои руки Амнон. – Там у моего дяди магазинчик, лучше ему не попадаться на глаза – расспросами замучит… У меня же вся эта болтовня вон где сидит! – Он озорно похлопал себя по заднему карману армейских брюк.

С автостанции они вышли на центральную улицу Яффа. Но идти с тяжёлыми солдатскими сумками и оружием через плечо было неудобно и тяжело.

– Придумал! – махнул рукой Ирокез. – Давай сядем в какой-нибудь автобус или трамвай и покатаемся. Устроим себе экскурсию. Может, даже снимем там кого-нибудь…

На первой же остановке они сели в автобус, который проезжал по Яффе, потом сворачивал к университету на Хар-Ацофим.

– Что-то ты, брат, не весёлый, – Амнон внимательно разглядывал Мишку. – Дома неприятности?

– Нет, – Мишка отвёл глаза. – Просто мне не по себе немного. Устал, наверное.

Ирокез отчего-то рассмеялся и закинул руки за голову, сладко потягиваясь и устраивая ноги в тяжёлых армейских ботинках на переднем сиденье:

– Всё у вас, «русских», так: ни с того ни с сего слюни распускаете, хандрить начинаете. А с чего, спрашивается? Чего вам не хватает? Или вам здесь хуже живётся, чем на прежней родине?.. Я-то здесь родился, мне сравнивать и выбирать не из чего, а мои родители, когда сюда приехали, – вот у кого действительно проблемы были. Жить негде, еды никакой, работы – тем более. Но не унывали – всё своими руками сделали, спали с автоматами под головой, дерьмо месили, на солнце без воды подыхали. И никто им не помогал. Не то, что вам, приехавшим, сегодня. А вы ещё чем-то недовольны…

От подобных разговоров Мишку тошнило. Спорить, приводить какие-то аргументы и сотый раз разъяснять, что сейчас совсем другие времена, бесполезно – никто никого не хочет слушать, а обиды на трудности и неудачи, копившиеся поколениями, не дают трезво глядеть на вещи даже сегодня.