Прощание с ангелами - [86]
Его крик действовал на нервы. Он рождался без видимых причин, неожиданно для остальных. Но может быть, вопли Бахмана были лишь продолжением безмолвного разговора с самим собой. Так или нет, все это привело к тому, что Вестфаль начал каждую ночь ждать: сейчас раздастся крик, он ждал, напряженный и обессиленный, и чем дольше он ждал, тем сильней становилось возбуждение, и вновь возвращались мучительные боли в желудке. Заснуть он не мог, он все время ждал, что сейчас раздастся крик полупомешанного, а если и засыпал, вдруг вскакивал, ему чудилось, что сосед уже кричал.
«Нет, господин Вестфаль, вам надо обрасти более толстой кожей, ваши органические недомогания есть лишь неизбежное следствие полнейшего функционального расстройства вашей нервной системы. Мы можем полностью исцелить ваш желудок, и ничего ровным счетом не изменится. Попытайтесь спать. Здесь от вас ничего больше не требуется».
Тюремный врач был шутник, или наивен, или попросту глуп. Да, да, глуп. Вот к какому выводу пришел Вестфаль, хотя не далее как три дня назад считал его очень знающим терапевтом, только лишь потому, что тот прописал ему лечение сном, разумеется, с помощью снотворных; Эльмсхорн — это вам не санаторий. Как бы то ни было, он будет спать, будет спать три дня, у него не осталось других желаний, только спать.
«Итак, Вестфаль, как я вам уже говорил, в этом и заключалась ошибка медицины прошлого — она рассматривала человека не как органическое единство, а разнимала его тело на тысячи частей и лечила не организм, а отдельные части организма, не причины тех или иных симптомов, а сами симптомы. Вы меня поняли?»
Что тут можно не понять и за кого принимает его этот человек? Вот уже тридцать лет он, Вестфаль, пытается объяснить людям разницу между общественными явлениями и их причинами.
«Если я вас правильно понял, господин доктор, дело обстоит так: мое пребывание здесь — симптом. Причина в другом».
«Вы опять за свое. А ведь я желаю вам добра».
«Мне это все говорят, господин доктор».
Он и на самом деле не мог пожаловаться. Он полагал, что после побега и нового ареста они сорвут на нем злость, будут мстить за неприятности и конфуз, за нежелательное внимание общественности, словом, за все. Охранник, в чье отделение его передали, поначалу укрепил его в этом предположении.
«А, новичок. Ну-ка, живо вычистите парашу».
Вестфаль даже не отозвался.
«Вы что, оглохли? Кому сказано вычистить парашу?»
«Этого я делать не стану».
Вестфаль хотел с самого начала показать, что он не уголовник и не позволит, чтобы с ним обращались как с таковым. На рык осатаневшего охранника, на угрозу подать рапорт Вестфаль спокойно и холодно отвечал: «Этого я делать не стану».
Он ожидал, что его вызовет начальник тюрьмы. Но ничего не произошло. На другой день охранник явился к нему в камеру с таким видом, словно между ними не было вчера никаких недоразумений.
«Добрый день».
«День добрый».
«Как вы себя чувствуете?»
Вопрос был не из умных, но тем не менее доказывал, что он внушил этим людям хоть какое-то почтение, а больше нельзя было и требовать. Он не обольщался и не ждал от них любви. Кстати, едва он пожаловался на боль в желудке, его тотчас препроводили в лазарет.
«Итак, господин Вестфаль, как я уже вам сказал, ваша единственная задача — спать. Ну и спите. Сегодня вечером вам сделают инъекцию».
В порыве руссоистского стремления «назад, к природе», как он сам это с насмешкой характеризовал, Макс решил ехать на велосипеде: сентиментальный анахронизм.
Он любил это озеро и его окрестности. Когда-то он полагал, что жажда странствий в нем неутолима. Но с какого-то момента все стало казаться лишь повторением виденного. А с тех пор, как уехал Франц, жажда странствий совсем оставила его.
Ты спрашиваешь, счастлив ли я здесь и не испытываю ли желания вернуться. Я и сам не знаю.
Макс так и не мог отделаться от мысли об этом письме. Его первым побуждением было: поехать в Халленбах и увезти оттуда Франца.
Признаюсь, мне уже не раз хотелось вернуться к вам, но одновременно меня охватывает страх, когда я думаю о том, что мне придется все пережить заново.
Как он может гарантировать мальчику жизнь без страха?
Макс ехал той же дорогой, что и семь месяцев назад вместе с Францем в «мерседесе»: дорога на Нусдорф, справа выглядывает озеро, оно то далеко, то близко, а порой прячется за холмом.
С тех пор как они последний раз были здесь с Францем, он больше сюда не приезжал, хотя фон Халлер настойчиво приглашал его в свой загородный дом.
«Человеку, подобно вам, склонному к размышлениям, господин профессор, потребно время от времени полное одиночество. Сам-то я здесь и недели не выдерживаю».
Фон Халлер наведывался к нему все чаще и чаще, вел себя почти назойливо. Максу это было неприятно, иногда ему казалось, что Франц ушел отчасти по вине Халлера, хотя никаких отношений между обоими как будто не существовало. Макс, вероятно, был несправедлив к фон Халлеру, за дружелюбие и предупредительность платил откровенным нерасположением. Но он так и не сумел докопаться до истины, случайно или нет Халлер заявился к нему вскоре после побега Вестфаля, делая вид, будто пришел лишь за тем, чтобы отвести душу в разговоре с известным теоретиком, спросить попутно, не желает ли сей последний написать для его газеты статью о нападках теологов-консерваторов на теологов-экзистенциалистов. Тогда Макс подковырнул газетчика, полюбопытствовав, почему тот перестал участвовать в «Беседах по пятницам», куда одно время хаживал вместе с Вестфалем.
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.