Прощание с ангелами - [83]
«Мне думается, что предмет, о котором ты хочешь составить суждение, надо сперва изучить».
Эту фразу мальчик на первых порах выдавал всем, кто его спрашивал, держал ее наготове, повторял, словно вызубрил наизусть. Ничего не поделаешь, приходились довольствоваться. Тем более что она так удачно разбивала доводы западной пропаганды. Но в ней была не вся правда. И Томас это чувствовал. У мальчика в голове копошилось гораздо больше мыслей, чем могла выразить эта фраза, одинаково уместная в устах любого, будь то друг, враг или выжидающий середнячок. Каждый выразил бы ее точно теми же словами, а толковал бы по своему вкусу. Так что же это, стремление к объективности или жажда знаний, сбор информации как первый шаг к познанию истины? Поди разберись. И какая причина на самом деле толкнула Франца вывешивать в школе подобную заметку? Была это сознательная провокация или обычная наивность? Каковы бы ни были мотивы, результат от этого не менялся. Так и надо сказать, прямо, без обиняков. «Предмет, о котором ты хочешь составить суждение, надо сперва изучить».
— Ты когда повесил эту заметку?
Франц не шелохнулся на своем диванчике. Уже в курсе, подумалось ему. Собственно, он догадался сразу, едва дядя сказал: «Мне надо с тобой поговорить». Конечно, лучше, если бы он до завтра ничего не знал, — чтобы ребята успели прочесть.
— Сегодня после обеда.
— Ты затем и ходил в школу?
Франц не мог понять смысл вопроса. Когда он пошел к Рут, у него и в мыслях не было вешать в школьном коридоре заметку, которую он таскал вместе с письмом в своем кармане. Заметка была написана с неделю назад, после стычки с Виссендорфом, преподавателем обществоведения.
«Хотел бы я все-таки знать, почему мне нельзя слушать или смотреть западные передачи».
«Не принято кормить человека ядовитыми грибами, чтобы убедить его, что они вредны. Напротив, человека надлежит предостеречь».
Глупое и неубедительное сравнение! На том же уроке, не слушая больше Виссендорфа, Франц набросал первые строки своей заметки, а дописал ее во время немецкого, у Мейснера. Потом на большой перемене он отправился к редактору стенной газеты.
«Ты принимаешь заметки от «беспартийных»?»
«Разумеется. И бываю очень рад, когда мне не приходится бегать за людьми и выклянчивать статьи. У каждого находятся какие-нибудь отговорки. Давай сюда».
А на следующей перемене редактор сам прибежал к нему.
«Ты что, обалдел? Так учти, я враждебной пропагандой не занимаюсь».
«Это мое личное мнение, а никакая не пропаганда».
«В данном случае одно и то же».
Прозвенел звонок, редактор сунул бумажку ему в руки и исчез.
«А ты ждал другого, служка? Я эти фокусы знаю».
Францу невольно пришел на ум Берто. Он сложил листок, сунул его в карман и снова вспомнил о нем, когда под вечер того же дня, выйдя от Рут из лингафонного кабинета, проходил мимо красного уголка. В неожиданном порыве — посмотрим, что они на это скажут, — уступил соблазну и прикрепил заметку к стене с чувством внутреннего удовлетворения, к которому, однако, уже потом, по дороге домой, примешалось некоторое беспокойство.
«Посмотрим, что они скажут».
Томас не дождался ответа. Он уже знал, что за Францем водится такой грех — не отвечать на неприятные вопросы. Но сегодня он решил добиться своего.
— Я снял со стены твою заметку, — сказал он.
«А ты ждал другого, служка?»
— В основе каждой науки лежит сомнение. Да и нет. Итак, в чем же ты сомневаться?
— Во всем.
— Нельзя допустить, чтобы каждый человек заново добывал себе знание мира. Необходимо опираться на опыт других людей. Вся история человечества — это могучий единый поток с великим множеством притоков.
— А на каком основании вы утверждаете, что именно наше общество, там, и есть пересохший приток, а не ваше, здесь?
«Ваше», «наше» — Франц ясно показал, что до сих пор чувствует себя здесь посторонним наблюдателем, изучающим незнакомый жизненный уклад. Эта нарочитая отстраненность больно задевала Томаса. Хотя, собственно, чего он ждал? Какие перемены могли произойти за несчастных полгода? Он и не ожидал восторженного приятия, но глубже понять мальчик мог бы. Если даже этого не достигнуть, к чему тогда все, какой смысл имеет пребывание мальчика здесь? Если надежды так и остаются надеждами, на ком лежит вина?
Томас был, по совести говоря, немало удивлен, что Франц так спокойно реагировал, правильнее сказать, вообще не реагировал на слова: «Я снял со стены твою заметку». Почему он промолчал: из покорности, негодования, одобрения?
— Я знаю, Франц, тебе приходится тяжелей, нежели тому, кто с малолетства врастает в наш мир. Любая мелочь, даже самая обычная, представляется тебе чем-то исключительным. Но не только тебе трудно понять, поверь, нам так же трудно все время стараться, чтобы нас поняли.
«Твой дядя разговаривает так человечно».
Насмешки ради Франц порывался привести эти слова, но он сказал другое:
— А разве один человек вообще может быть понят другим?
— Но ты-то сам стремишься к пониманию или ты восхищаешься собой в роли непонятого?
Так прямо ему никто еще этого не говорил. Франц вскипел. Вовсе не из восхищения собой приехал он сюда. Но откуда Томасу понять, чего он ищет.
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.