Прощание с ангелами - [66]

— Ты что?

Вот такого Франца, который оттолкнул ее, и глядит на нее сощурясь, даже чуть кося, и стоит перед ней, склонив голову вперед, к одному плечу, она боялась и любила еще больше, и гордилась им.

— Ты что?

Теперь она не смела даже взять его за руку, повести к столу; она увидела: он не желает терпеть ее подле себя, вернулась к своему стулу и села.

— Ты не думай, я не сержусь на тебя. Ей-богу, не сержусь.

Забавно, умрешь, до чего забавно. Я не сержусь на тебя. Будто от слов хоть что-то зависит. Я на тебя сержусь, я на тебя не сержусь. Мать внезапно показалась ему бесконечно глупой. Может, она и не несет ответственности за то, что творит, именно в силу своей глупости.

— Франц, — сказала она, — когда тебя спросят, скажи им правду. Они знают все. Они знают даже, что Вестфаль состоит в дальнем родстве с нами. Ты ведь не связан с ним?

Ах так, значит, она вовсе не ради него приехала, она боится чего-то другого, и это другое связано с Вестфалем. Впрочем, здесь уже что-то новое: «Они знают все. Они знают даже, что Вестфаль состоит в дальнем родстве с нами». Так вот почему они его выспрашивают.

«У тебя ведь есть родственники в зоне?»

«Из-за этого вы меня и арестовали?»

«Какие у тебя там родственники?»

«Обыкновенные».

Он так и не понял, куда они клонят.

Она не могла дольше выносить молчание сына.

— Умоляю тебя, Франц, скажи им правду…

— Кто такой Вестфаль?

До сих пор она избегала вести с ним разговоры о восточных родственниках. Он знал только дядю Томаса, побывавшего у них четыре года назад.

«Почему к нам другие не ездят?»

«Видишь ли, между нами никогда не было особой дружбы».

Тогда он вполне удовольствовался ее ответом. Не было дружбы — и ладно.

— Франц! — воскликнула Анна, и он почувствовал ее неуверенность. — Ведь правда у тебя нет секретов от меня? Ведь правда ты только из-за глупого недоразумения замешан в это дело? Ты даже и не знаешь Вестфаля.

— Кто такой Вестфаль?

Разумеется, он его не знает, иначе разве он мог бы так спрашивать? И, не вставая со стула, Анна протянула руку и привлекла Франца к себе. И улыбнулась ему.

— Я так испугалась, когда полицейский пришел к нам в салон. Вообрази, что было бы, если бы люди заметили. Я ни на минуту не поверила, будто у тебя есть какие-то дела с Вестфалем.

Он не отнимал руку, позволял ей гладить свои пальцы и даже прижимать их к лицу, неприятно влажному от слез.

— Я так рада, Франц. А Вестфаль — это тесть дяди Герберта.

«Тебе знаком Герберт Марула?»

«Нет».

«Не ври, мы знаем, что это твой дядя».

«Это я и без вас знаю. И все же я с ним не знаком».

«А Рут Марула, его жена?»

«Нет».

«Так мы тебе и поверили. Она недавно была здесь».

Обалдеть можно. Даже полиция и та не верит, что он не знаком со своими родственниками.

— Боже мой, я ничего не имею против Вестфаля, пусть делает что хочет, но ведь должен он хоть немножко и о нас подумать.

«Вообрази, что было бы, если бы люди заметили».

Вот из-за чего она тревожится. Вовсе не из-за него.

— А что говорит Ганс по этому поводу?

— Он, конечно, тоже очень беспокоится.

— Из-за чего? Из-за меня? Из-за Вестфаля или из-за кого-то еще?

Снова он вытянул шею, как-то странно склонил голову, чуть прищурив глаза, и она отчетливо увидела то, чего не замечала раньше: он косит, когда сердится. Мальчик недолюбливает Ганса, она знает, возможно, из ревности. Ей казалось, что эта догадка вполне объясняет и смятение мальчика, и его побег из дому. Все становилось так просто, что она даже удивлялась, как это ей раньше не пришло в голову.

— Франц, я люблю тебя больше всех на свете, — сказала она, целуя его пальцы, его запястье, как целовала только Ганса. Она словно забыла, что Франц ее сын.

Франц этого не заметил. Его занимала только одна мысль. Необычная и волнующая, она целиком его захватила. До сих пор он всякий раз пасовал — то из-за неуверенности, то из страха, но теперь он наконец что-то сделает. Он обуздает свою злость, он использует дверь, которая так неожиданно перед ним распахнулась, он пройдет сквозь страх матери.

«Вообрази, что было бы, если бы люди заметили».

— Да, я согласен, — сказал он. — Я скажу правду. Я помог Вестфалю убежать.

Он видел, как она испугалась, выпустила его руку, злобная радость вспыхнула в нем, он обошел вокруг стола и сел напротив Анны.

— Не может быть, Франц. Ты не стал бы иметь дело с такими людьми.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю тебя.

Действительно ли она его знает? А если это объясняет его странное поведение в последнее время?

— Тебя кто-нибудь совратил и увлек. Скажи мне, Франц, кто тебя увлек?

«Не ври».

«Я не знаю ни Герберта Марулу, ни Рут Марула».

«Не жди, что мы тебе поверим».

Полицейские чины сами подбросили ему эту мысль. Раз им так хочется, пусть радуются.

— Тетя Рут недавно была здесь.

— Не может быть.

— Я с ней разговаривал.

— Боже мой, Франц, не говори им этого, если они тебя спросят. Стой на своем: Вестфаля ты не знаешь. Я приглашу доктора Дюренкампа быть твоим правозаступником. Ничего не говори, ни слова, понимаешь, покуда не посоветуешься с доктором Дюренкампом.

Он пристально разглядывал мать. Рот у нее был слегка приоткрыт, краска с губ стерлась. Она перегнулась к нему через стол так, что в вырез платья выглянула грудь.