Прощание с ангелами - [64]
«Ваш сын, сударыня, помог коммунисту совершить побег из тюрьмы».
Первую ночь он спал отлично, крепко и без снов. Но на вторую замерз, проснулся и забарабанил в дверь камеры.
«Чего тебе?»
«Я замерз».
«Больше ничего?»
«Ничего».
«Тогда спи».
«Я замерз. Дайте мне второе одеяло».
«Кому говорят, спи».
«Я замерз».
Согнув руки в локтях, Франц бегал по холодной беленой камере: первая стена, прямой угол, вторая стена, диагональ: сумма квадратов катетов равно квадрату гипотенузы. Третья стена, угол, высота к основанию, опущенная из вершины треугольника: Евклид. Он громко выкрикивал геометрические законы, стараясь произвести как можно больше шума, выразить свой протест и досадить дежурному охраннику. Он бегал и кричал и не перестал кричать, когда раскрылась дверь и слабый свет проник из коридора в камеру. О том, что его могут избить, Франц как-то не подумал. Охранник заехал ему кулаком в ухо, Франц упал, ударившись головой о койку.
«Ложись», — сказал охранник зловещим голосом.
Франца вдруг охватил ужасный страх. Он видел перед собой охранника, нога охранника уперлась в его грудь, рука с резиновой дубинкой была занесена над его лицом.
«Ложись».
И он отполз, так и не вставая с пола, подальше от этого человека, он полз, не испытывая ничего, кроме страха, взобрался на койку и лег, как приказано.
Охранник, не сказав больше ни слова, вышел и запер дверь.
Франц не поднял даже упавшее одеяло. Все было так мерзко, так мерзко, весь мир был мерзок, и бог тоже. А он лежал молча, закрыв глаза.
Не так даже мучило сознание, что его избили, как — и гораздо сильней — чувство унижения, которому он не смог противопоставить ничего, кроме трусливого послушания. Он страстно захотел выйти, выйти на свободу немедля, все равно каким путем, лишь бы не жить в вечном страхе, что вот-вот тебе снова покажут твое истинное лицо. Он, не побоявшийся заявить в глаза директору свое негодование, не побоявшийся облить презрением мать, он, гордый и порядочный, из страха перед насилием — да-да, отрицать нечего, из страха перед насилием — сделал все, что от него потребовали. Человек — ничтожное существо, думалось ему, человек заслуживает презрения. А бог? Бог каков?
«Берто! Почему ты не веришь в бога?»
«Вопрос неверно поставлен, служка. Не мне надлежит доказывать, что бога нет, а тебе, что он есть. А этого ты не можешь. Если и попытаешься, то логическим путем придешь к признанию абсурдного в мире».
«Никуда я не приду».
«Я же сказал: логическим путем. Твоя логика приведет тебя только к признанию собственного бессилия, и тогда ты включишь бога как своего рода кран экстренного торможения».
«Это ты там научился?»
«Такому не научишься. По сути дела, ты трус. Вот почему ты и веришь в бога».
Шел четвертый день заключения. Франц решился сказать всю правду. Тогда его отпустят домой, а ему уже хочется домой. Сбежал, смылся, оставив только записку: «Не ищи меня», — теперь он вернется без объяснения, скажет просто: «А вот и я».
«Бог в помощь, мой мальчик, ты дома».
Чмок в лоб, чмок в щеку. Все возвращается на круги своя. Все идет неизменно предначертанным путем. Силы извне значительно превосходят его внутреннюю силу.
Он лежал на койке и глядел в темноту. Он слышал крик в какой-то камере, но не разбирал слов. Кто-то барабанил в дверь. Франц услышал шаги по коридору и понял, что через несколько секунд все стихнет. И не будет слышно ничего, кроме собственного дыхания.
Почему он вообще помог этому человеку? Этот вопрос он задавал себе все чаще и чаще.
Он хотел уснуть, перевернулся со спины на бок. Вместе с этим человеком в его жизнь вошло что-то новое. Что именно, он не мог бы сказать точно. Но вслед за вопросом: почему я помог ему, неизбежно возникал второй: поступил бы я так во второй раз, но не стихийно, а зная, кто он такой? Францу уже растолковали, кто был человек, который налетел на него в проходе между судом и универсальным магазином. Франц видел его искаженное лицо. Но отвечать на второй вопрос не желал, не хватало решимости.
Он пытался думать о другом, о чем-нибудь более приятном. Вечеринка у Мари. Итак, он думал про вечеринку у Мари, куда отправился на ночь глядя, уже совершив поспешное бегство из дому.
«Привет, служка. Это я его пригласил, Мари».
«Мозель или божоле?»
«Виски. Дай ему виски, Мари, неразбавленного. Ему необходимо наверстать упущенное».
«Может быть, глинтвейну?»
«Пожалуйста, глинтвейну».
Берто был уже навеселе, держался развязно, подмигнул ему, а потом исчез в саду с дочкой Штойбнера.
«Помереть можно со смеху. Представляешь, какую рожу скорчит Штойбнер?»
Встречу — теперь в этом можно было не сомневаться — выигрывал Берто. Штойбнер — примитивная личность.
«Вы любите Достоевского?»
Мари как-то странно вела разговор. Никак нельзя было понять, к чему она клонит.
«Я его не читал».
«Жаль. В вас тоже есть какая-то исконная глубина».
Он сразу понял, что она смеется над ним.
«Лично я нахожу Пруста очень интересным писателем».
Франц сел на койке. Спина заболела.
Пруста он приплел на всякий случай. Он и всего-то сумел одолеть от силы пять страниц.
«Шейк. Станцуем?»
Он до сих пор не мог понять, с какой радости она так в него вцепилась. Танцевал он прескверно. Сначала он думал, что она развлекается на его счет. Мари и Франц — это же лопнуть со смеха. Но он ошибся, явно ошибся, будь он прав, дело не зашло бы так далеко. «Извини, Мари. Я не могу, Мари». «Ты бы сходил к психоаналитику, служка. У тебя комплекс страха перед женщиной».
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.