Прощание с ангелами - [61]
«Смотря по обстоятельствам».
Со своего места Герберт поглядел на Гермера. В битком набитом зале они не смогли даже сесть за один стол. Впрочем, Гермера, судя по всему, это нисколько не огорчало. Он уже снова затеял дискуссию, оживленно размахивал руками. Герберт увидел, что и сам Гермер и его соседи по столу весело смеются. Шел дождь, все новые и новые группки пассажиров под прикрытием пестрых зонтов препровождались стюардессами в транзитный зал.
Беспокойство вновь ожило в нем за несколько дней до отъезда из Софии. Первые дни он был так полон тем новым, которое встречало его на каждом шагу, так увлечен разговорами, поездками, впечатлениями, что это вытеснило из головы и сердца все мысли о Халленбахе. Согласие брата — правда, со второго захода — взять на себя руководство школой наполнило Герберта счастливой уверенностью. Светлым и радостным чувством он наслаждался вплоть до того дня, когда, вернувшись из Варны, нашел в министерстве письмо от Рут, немедля унесшее прочь веселую беззаботность.
«Может, мне мешает, что я тоже немка, из «зоны», как они выражаются…»
Никогда еще он так отчетливо не сознавал противоречия своего времени, как при чтении этого письма. Что-то вдруг обернулось по-другому, предстало в новом свете. До сих пор само собой было понятно — и не могло быть иначе, — что есть две Германии. Там государство, здесь государство, безусловная историческая необходимость. Капитализму противопоставлен социализм. И тут вдруг кто-то написал — неважно, что написала собственная жена:
«Может, мне мешает, что я тоже немка, из «зоны», как они выражаются. Их больше устроило бы, если бы я приехала откуда-нибудь еще».
Выходит, не просто лесная просека, а каменная стена, которая после войны воздвиглась между людьми, прошла через мысли и чувства, разделила Германию на там и тут, вызвала к жизни подобное предложение, полное трагизма и надежды. И Герберт внезапно устыдился, что мог здесь начисто все забыть, даже Рут и ее отчаянную попытку повидаться с отцом.
Гермер пришел за ним — освободилось место рядом.
— Группа австрийцев, толковые ребята.
— Мне и здесь хорошо.
— Ты не заболел? Ты что-то бледный.
— Нет, просто устал.
Гермер отошел к своему столу, а Герберт издали поклонился австрийцам, и те ответили на его приветствие. «Толковые ребята…»
Веселые они. Счастливые. От чего вообще зависит счастье человека? Рут — как можно понять из ее письма — сейчас несчастна. А Вестфаль? Он-то счастлив или нет? Впрочем, жизнь Вестфаля не укладывается в рамки этих понятий. Или укладывается, если взять понятие счастья в его всеобъемлющем смысле, не как мимолетное, преходящее ощущение, не как наивное блаженство, а как счастье, которое человек приемлет разумом. Это счастье не исключает боли, зато делает ее понятной.
Последние годы Герберт нечасто предавался подобным размышлениям. Не было повода, да и времени, признаться, тоже не было. И вообще это не по его части. Но вот уже несколько месяцев он ощущал в себе растущее недовольство. Недовольство накатывало и заставало его врасплох, как сейчас, в зале для транзитников. Тогда он терял уверенность, легкость и чувство превосходства, без которых нельзя вести разговоры с людьми, тогда он предпочитал оставаться наедине с самим собой. Неоднократно пытался он отыскать причину происходящих в нем перемен. Покамест он ни с кем об этом не разговаривал, даже с женой. Непонятная робость мешала ему.
Женский голос объявил по радио, что начинается посадка на Стамбул, и повторил свое сообщение на четырех языках. Времени оставалось то ли час, то ли два. И работа в Халленбахе от него не убежит, чего же он так тревожится?
Он полистал свой рабочий календарь: заседание совета, районная конференция школьных работников, открытие клуба, обсуждение работы театра — снятие с репертуара «Золотого колодца». Решения пока нет, но лично он, Герберт, считает «Золотой колодец» формалистским трюком, искажающим действительность, отмеченным печатью скептицизма и уныния, предающим забвению те силы, которые ведут нас вперед. Герберт не уставал подчеркивать, что выступал и будет выступать против идеологических компромиссов. Разговор с режиссером, драматургом и актерами должен состояться уже завтра. А, вот оно что! Герберт обрадовался, подыскав наконец объяснение своей непонятной тревоге и внутреннему беспокойству: он боится пред-стоящего обсуждения. Это называется: дожили, но ничего, у него еще достанет сил посмеяться над своими страхами.
Герберт отчетливо сознавал, что не может избавиться от противоречия. Он сердцем чувствует, что целый ряд сцен в «Золотом колодце» вольно или невольно подрывает основы социалистического государства. Но если разговор пойдет на профессиональном уровне, такими высказываниями не отделаешься. Ему ткнут в нос, что искусство живет по своим законам, начнут толковать о драматургических единствах, цитировать Брехта, Лессинга и Бехера и тем самым разрушат самую основу его выступления. Они не посчитаются с его мнением, в лицо не скажут, но дадут понять, что он невежда, ничего или очень мало смыслящий в искусстве. Да и откуда ему смыслить?
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Роуз, Азра, Саманта и Лорен были лучшими подругами на протяжении десяти лет. Вместе они пережили немало трудностей, но всегда оставались верной поддержкой друг для друга. Их будни проходят в работе, воспитании детей, сплетнях и совместных посиделках. Но однажды привычную идиллию нарушает новость об строительстве элитной школы, обучение в которой откроет двери в лучшие университеты страны. Ставки высоки, в спецшколу возьмут лишь одного из сотни. Дружба перерастает в соперничество, каждая готова пойти на все, лишь ее ребенок поступил.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
Лив Карин не может найти общий язык с дочерью-подростком Кайей. Молодой доктор Юнас не знает, стоит ли ему оставаться в профессии после смерти пациента. Сын мигранта Иван обдумывает побег из тюрьмы. Девочка Люкке находит своего отца, который вовсе не желает, чтобы его находили. Судьбы жителей городка на западном побережье Норвегии абсолютно случайно и неизбежно переплетаются в истории о том, как ссора из-за какао с булочками может привести к необратимым последствиям, и не успеешь оглянуться, как будет слишком поздно сказать «прости».