Прощание с ангелами - [49]
Сворачивая с лестничной площадки в коридор, она увидела Томаса возле окна и пошла к нему, ускорив шаги — теперь и он ее заметил — и силясь изобразить приветливо-равнодушную улыбку.
«Здравия желаю, господин рыцарь!»
«Жил-был однажды глупый, безумный рыцарь, жил-жил и умер. Ты, Рут, тоже умерла, только ты покамест не знаешь об этом».
«И каждый сорванный цветок она слезами поливала… Может, ты и есть тот самый путник, да только я не жена садовника, понимаешь, Томас?»
— Здравствуйте, уважаемый коллега, — сказал Томас.
Остроумием здесь и не пахнет, подумала Рут, зато ей он облегчил задачу. Одной этой фразой он развел поезда в нужных направлениях: двое коллег. Связанных общим профсоюзом. В нем и всегда-то была склонность к упрощению.
— Здравствуй, Томас.
Только тут она заметила, что швейцар последовал за ней, и, обернувшись к нему, представила:
— Коллега Дурман, это наш новый директор.
— Чего ж он сразу не сказал?
На это Томас, протягивая руку Дурману и панибратски хлопая его по плечу:
— Ничего, все уладим. — Он повторил эти слова еще раз, и Рут почувствовала, что он вовсе не так уверен в себе, как старается выглядеть.
— Кабинет директора внизу, — сказала она.
Они шли рядом — Томас сперва шел справа, потом перебежал на левую сторону короткими, торопливыми шагами, отстал, пропустил ее вперед, потом снова догнал. До сих пор в нем сохранилось что-то беспомощное, нескладное — как и много лет назад. Порой он поистине трогательно старался соблюсти все правила хорошего тона, порой становился просто грубым.
«Не лезь к девчонке, не то схлопочешь по физиономии».
На учительском выпускном балу Томас слишком много выпил. Она больше танцевала с Гербертом, чем с Томасом, хотя привел ее Томас. А когда объявили белый вальс, она из детского упрямства опять пригласила Герберта.
«Ты просто пьян, Томас».
Больше Герберт ничего не сказал, он рассмеялся, удержал Рут и продолжал танцевать. Конечно, Томасу не следовало сдаваться без боя, уходить через зал, налетая на танцующие и поющие пары, да еще вдобавок споткнувшись о порог. Он мог бы заорать во всю глотку, смазать Герберта по физиономии, устроить скандал, пока не выведут из зала, выставить себя на посмешище, да, на посмешище. И Рут, конечно, разозлилась бы, но с другой стороны, такое поведение покорило бы ее. А так Томас остался в ее глазах слабаком, трусом, не решающимся даже сказать правду. Ибо только от Герберта она узнала, что Томас завалил выпускной экзамен. И тогда поняла, почему Томас вдруг расхотел идти на бал, хотя она вот уже несколько недель ни о чем другом говорить не могла. Но и после бала еще можно было все переиграть. Она ждала, что он придет к ней, но он не пришел. Своим непонятным упрямством, своей ложной гордостью он сам толкнул ее в объятия Герберта.
— Ты когда приехал? — спросила Рут.
— Вчера. Герберт уладил в министерстве все вопросы, связанные с моим назначением.
А, значит, Герберт и впрямь приложил тут руку, она не ошиблась.
— Ты не хотел больше работать в Болгарии?
— Я обнаружил в себе весьма консервативную черту: меня тянет на родину.
Все та же ироническая манера, которой он прикрывается словно щитом, как и тогда, перед самым отъездом в Болгарию.
«Почему тебе вдруг приспичило уехать за границу?»
«Я уже имел пять разговоров в отделе кадров, чтобы только получить разрешение. Неужели нельзя обойтись без шестого?»
Рут пропустила Томаса вперед, представила его секретарше.
— Фрейлейн Мейснер — наш новый директор.
Она нарочно не назвала его имени.
Томас прошел в кабинет следом за ней, но в дверях еще раз оглянулся на секретаршу. Вернул улыбку, которой та его проводила.
Рут заметила это и спросила, притворив дверь:
— Понравилась?
— Ты спрашиваешь меня как мужчину или как директора?
Рут смутилась. Сама не зная почему.
— Школьная реликвия, — сказала она, — культурное наследие прошлого, — и указала на кресло за письменным столом. Высокие, в завитушках подлокотники, потертая кожа на сиденье и на спинке никак не гармонировали с приветливым и светлым дубом стола.
— Прошу, — сказала она, выдвинув кресло и приглашая Томаса сесть.
Только теперь Томас пристально взглянул на Рут. В ее лице мешалось нетерпение, насмешка, неприязнь.
«За чем же дело стало? Прошу».
То же лицо, пухлые губы, легкие морщинки на переносице, голова слегка наклонена в его сторону, как тогда.
«За чем же дело стало?»
День лирически клонился к вечеру. Они сидели в Клаусбергском парке, над рекой, Рут только что сдала выпускной экзамен по истории, а он разглядывал — и, надо признать, весьма бесцеремонно разглядывал, пожалуй, она так это и воспринимала, — ее глаза, чуть раскосые, потом наконец набрался храбрости и сказал, задыхаясь от волнения:
«Какие у тебя глаза, Рут, так и хочется их поцеловать».
«За чем же дело стало?»
— Какой-то шутник, — сказала Рут, вновь задвигая кресло, поскольку Томас явно не выказал желания сесть, — написал на спинке: «Директора приходят и уходят, а кресло остается».
Вот сейчас и надо бы сказать:
«Рут! Я пойду к Неймюллеру, я не останусь у вас директором, раз ты этого не хочешь, найдется для меня какое-нибудь место».
Но он ничего не сказал. Он чувствовал, до чего сроднился за эти несколько дней с мыслью снова получить под начало школу. С той минуты, когда он в Софии позвонил и сказал, что согласен, все его помыслы сосредоточились на будущей работе. В нем как бы заново родилась вера в себя. Он шел по улицам Софии, ехал в аэропорт, а сам думал о том, что он станет делать в своей школе и чего не станет. Он строил планы, он ощущал себя Прометеем. Прикажете все бросить? «Иди куда хочешь». Нет, он вдруг перестал понимать, зачем ему уходить. Прошлое осталось в прошлом. А если что и дожило до нынешнего дня, у него хватит сил справиться. Не беспокойся, Рут, я больше не собираюсь ходить за тобой по пятам.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.