Прощание с ангелами - [16]

Шрифт
Интервал

— Ты не должен так говорить. — Он отпустил Франца и поднял с пола ботинок.

Франц встал.

«А ты ждал другого, служка?»

«Не знаю. Я ничего больше не знаю».

Не оглянувшись, Франц вышел из мастерской.

«Бог в помощь. Отдых проходит на редкость удачно».

12

Из тьмы Приморского сада Томас вышел на свет бульвара Ленина, пересек его и вновь углубился в мрак Республиканской, минуя улицу Царя Асена, где за решетчатой оградой расположился интернат.

Итак, прощание состоялось. Все свой надежды он возложил на эти два года. А теперь, когда настала пора возвращаться в разделенную надвое страну, он должен признать: ничего не изменилось. Два года подряд в его распоряжении находилась тога Понтия Пилата, которой он мог укрываться. Здесь ему разрешалось выставлять напоказ удобно нейтральную физиономию иностранца с выражением «это-не-мое-дело». Теперь все снова навалится на него. Только Николая теперь будут звать Марком или Гансом-Петером, а Костова — Гофманом или еще как-нибудь.

Расстояние. Педагогическое захолустье.

Это он так себя уговаривал. А на деле было бегство от чего-то, с чем он не мог сладить. Причины. Костов отмахнулся от него движением руки: «Причины можно найти для всего».

Он ненавидел угодничество, а сам был угодлив. Он боролся с ложью, а сам лгал. Он возмущался несправедливостью, а сам был несправедлив. Фантазер. Вечное бегство от себя самого.


Комната дежурного воспитателя в интернате была по-дурацки расположена. Глупее не придумаешь. Третий этаж, налево по коридору двенадцать шагов, направо по коридору, последняя дверь слева.

«Любит — не любит, к сердцу прижмет — к черту пошлет. Он придет, придет, придет».

Катя Паскалова сидела на кровати, которую кто-то задвинул в правый угол, чтоб она не качалась, хотя она все равно качалась, и заносила в журнал дежурств на бумаге предписанного формата, на странице 173: «26 июля. Дежурство прошло нормально. Катя Паскалова». Потом она сняла журнал с коленей, положила на стол и прошлась еще раз, как того требуют правила, по коридорам первого, второго и третьего этажей. Затем она снова вернулась к себе и села на постель, зажав коленями ладони в той же позе, в какой ждала его первый раз, и второй, и все последующие: всюду клокочет кровь — в лице, в голове, в груди — и еще неотвязный страх, что явится какой-нибудь ученик и спугнет Томаса. В приходе Томаса она не сомневалась никогда.

В одиннадцать тридцать она подала знак — погасила лампу, тут же зажгла снова, словно забыв что-то, и снова погасила. Потом она подошла к двери, открыла ее и принялась ждать, когда кто-то ощупью, в темноте подойдет к ее комнате.

По расписанию сегодня дежурила Здравка. Добродушная толстуха с выкрашенными в рыжий цвет волосами. У Здравки двое детей и муж, которого она таскает с собой на дежурство. Нет-нет, вовсе не ради этого. Просто она боится ночью кошек.

Здравка не из стеснительных.

«Он тебе в подметки не годится, этот парень».

«Еще разочек, Здравка. Поменяем дежурство».

«И что ты в нем нашла? Он тебе в подметки не годится».

«Ты это серьезно?»

«Еще бы».

«Он ведь уезжает».

«Скатертью дорожка».

Он не смеет так обидеть ее — не прийти именно сегодня.

Она уже дважды гасила свет, зажигала и снова гасила. Час ночи. Он не смеет. Если так, он не должен был в Козитчено, когда они ездили на хлопок, после вечеринки, где он с учениками танцевал твист, говорить ей: «Искате ли очте малко?»[5] Не должен, не должен был это говорить. Движением руки он увлек ее в ночь, не сказав, чего он хочет, и не сказав, что этого хочет она.

А она хотела. Просто так. Просто хотела…

Не может он сегодня пропустить свидание. Уехать, будто ее и на свете нет.

«Он не способен любить по-настоящему».

«Ты это серьезно, Здравка?»

«Еще бы не серьезно».


Томас стоял на улице под окном. Видел, как вспыхивает и гаснет свет. Только не сейчас, подумал он, только не сейчас.

«Ты будешь писать?»

«Буду».

«Не будешь ты писать».

«Буду».

«Ты забудешь меня?»

«Нет».

«Забудешь».

«Ох, Катя, до чего ж скрипучая кровать, неужели нельзя поставить другую? Все слышно даже в коридоре».

«Не думай сейчас про кровать».

«О чем же мне думать?»

«Я люблю тебя, понимаешь, люблю, люблю, люблю».

«Я тебя тоже».

Нет, только не сейчас, подумал он и пошел дальше.

Республиканская, тридцать два. На четвертом этаже в кухне — балконная дверь приоткрыта — сидит инженер, играет с друзьями в карты. Томас знал, что через час они запоют «Девушку-бесенка» и «Гей, Балкан, ты наш родной».

Он открыл дверь, зажег свет в коридоре. Навстречу вышла хозяйка в красном халате.

— Другарка Паскалова тука беше, — сказала она.

Значит, Катя была здесь.

— Я знаю, — ответил Томас и прошел к себе.

Как был, в темном костюме, лишь расстегнув воротничок слишком тесной рубашки и расслабив галстук, он повалился на кровать.

«Все пойдет по-другому».

Засмеялся раздраженно, ведь так он думал два года назад, начиная здесь свою работу.

Усталость взяла свое. Он заснул.


Самолет вылетел в пять часов тридцать минут утра. Часом раньше автобус авиакомпании «Табсо» доставил его в аэропорт.

ЧУЖАЯ СТРАНА

1

С тех пор как Вестфаль сделал свое открытие, все его мысли были устремлены к одной цели: бежать. Сперва он сам испугался, когда понял, что рука вот-вот выскользнет из наручника. Только благодаря обычному присутствию духа он ничем себя не выдал, осознав, какой необычный шанс предоставляет ему судьба. На Дешера накатил очередной приступ бешенства — никто не мог понять, придуривается парень или на самом деле тронулся. Как бы то ни было, он вдруг зарычал зверем, вскочил, принялся размахивать закованной рукой, и Вестфаль, закованный с ним на пару, тоже был вынужден повторять его движения, иначе Дешер сломал бы ему руку. Вот тогда все и произошло. Стальное кольцо соскользнуло с запястья к самому основанию кисти, а нижняя часть большого пальца подвернулась внутрь, уступая дорогу кольцу. Вестфаль даже обрадовался, когда вахмистр ударом по голове привел Дешера в разум. Не то Вестфаль едва ли сумел бы сохранить свою тайну. Вечером, сидя у себя в одиночке, он внимательно разглядел свою правую руку, обхватил ее пальцами левой и стиснул. Рука была податливой и мягкой, словно лишенная костей. Способность заворачивать внутрь большой палец уже вызывала в свое время восторги и зависть одноклассников. Но за минувшие годы память об этом выветрилась у Вестфаля из головы. В остальном же рука его всегда привлекала внимание, даже в концлагере.


Рекомендуем почитать
Жизнь за грезы, или Околдованная женщина

О борьбе добра со злом и победе добра как конечной цели борьбы на примере деятельности иностранных разведок. О фантастическом полете космонавтов-землян на планету Зоря другой, не Солнечной системы и угоне ими инопланетного космического корабля многоразового действия. Смерть женщины в пасти удава и победа человека над чудовищем.


Вторая березовая аллея

Аврора. – 1996. – № 11 – 12. – C. 34 – 42.


Антиваксеры, или День вакцинации

Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.


Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Мой командир

В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.


От прощания до встречи

В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.