Они прошли мимо часовни, перед которой уже собирались люди для новых похорон.
— Каждую минуту на земле умирает человек, — сказал Макс.
— И каждую секунду рождается новый, — парировал Томас.
4
Повернув голову и открыв глаза, Ханна увидела Франца возле своей кровати. И такое волнение охватило ее, что Франц испугался, как бы она не задохнулась. Он вызвал звонком сестру. Но когда сестра вошла, Ханна помотала головой и подняла свою тонкую руку. Сестра бросила Францу взгляд, и он сразу понял: никакого возбуждения. Она очень немногое может вынести. Потом их оставили вдвоем.
И это Ханна: красноватое, шелушащееся лицо, воспаленные глаза без ресниц, кривые, бессильные пальцы — как у столетней старухи, и все перешибающий ужасный запах.
«А ты еще помнишь, как однажды попросила меня стащить у матери с туалетного столика флакончик духов? Ты их вылила в ванну. Такие мы были дурачки. А еще раньше я всегда был твоим зеркальцем и говорил королеве: «Ты прекрасна, спору нет, но принцесса всех милее, всех румяней и белее».
Франц положил руку на Ханнин лоб. Он не решался ее погладить. Ханна лежала совсем тихо и неотрывно глядела на него.
«Не уходи, Франц. Долго это не протянется. Не уходи».
Она плакала, он ясно видел, что она плачет, плакал рот, плакали руки, не плакали только глаза.
«Это протянется долго, очень долго. Духи́ испарились, зеркальце разбилось, королева умерла, принцесса при смерти. Не бойся. Я останусь. Я просто не могу иначе. Я остаюсь».
Вошла сестра и велела Францу уходить.
— Когда ты будешь у меня? — спросила Ханна.
— Всегда, — ответил Франц и вдруг почувствовал, что решение принято.
Он вышел из клиники.
5
Никогда еще Франц не чувствовал себя таким уверенным и сильным. Он избрал борьбу. И твердо решил вести ее здесь, в этом городе, где он вырос, в этой стране. Отступать нельзя, есть только один путь: занять позицию и переделывать мир. Возможность сознательно избрать риск, как избрал его Вестфаль. Тогда, после побега, он не мог понять, почему Вестфаль принял такое решение. Теперь он понял.
«Ты еще вернешься?»
Весь Халленбах задавал ему этот вопрос. В том числе и Берри.
«Мы по-дурацки вели себя, Франц. Как ослы».
«И все же я очень тебе благодарен, Берри».
«Это что за вздор?»
«Красный комиссар опекает буржуазные элементы. А ты сам, думаешь, кто?»
«Я? Я ничтожество, Франц, я нахлебник общества».
Они по-боксерски ударили друг друга в плечо.
«Франц, ты когда вернешься?»
«Я ведь никуда не ушел».
Он миновал Старый мост с тесными Французскими воротами на западном конце, миновал новую гимназию, Над главным входом которой были высечены из камня большие прямые буквы: «Духу животворящему».
