Прощание с ангелами - [135]

«Меня интересует Сизиф, спускающийся с вершины. Этот миг, являющийся для него передышкой и повторяющийся с той же неотвратимостью, что и его злосчастье, есть миг осознания. В те минуты, когда Сизиф спускается с вершины и мало-помалу углубляется в пещеры богов, он хозяин своей судьбы, он превосходит силой свою скалу».

При первом чтении Герберт подчеркнул эти слова синим карандашом. Именно здесь он, пользуясь выражением Рут, от удивления разевал рот: вот это да. Из года в год, а то и всю жизнь человек рассматривает нечто под определенным углом зрения, но внезапно угол меняется, и тот же самый предмет или явление ты видишь уже совсем по-другому.

Но сейчас у Герберта было настроение, созвучное мыслям Камю, и он позволил увлечь себя, отождествил себя с героем, подчеркивал те строки, которые несколько месяцев назад вызвали у него отпор.

«В наше время человек труда всю свою жизнь работает в аналогичных условиях, и участь его не менее абсурдна. Но трагичной она становится лишь в те редкие мгновения, когда работающий осознает. Сизиф — бессильный и непокорный пролетарий среди богов — с самого начала сознает всю глубину своего несчастья: он размышляет о нем, пока спускается с вершины. Знание же, которое должно усугублять его муки, одновременно довершает его победу. Нет судьбы, которую нельзя одолеть презрением».

Герберт перечитывал эти строчки снова и снова, испытывая грустное удовлетворение, горькую отраду при мысли, что мир именно таков.

«Абсурдный человек говорит «да», и муке его несть конца».

Лишь теперь Герберт почувствовал усталость. И одновременно удовлетворение. Ему казалось, что он взял себя в руки, тогда как им просто овладело смирение, делавшее его беззащитным.

2

«И охотник сказал льву:

«Смотри не засни, чтоб никто нас не тронул, покуда мы спим». И, сказавши, заснул. Лев же лег рядом и приготовился бодрствовать, но он тоже устал после боя, а потому кликнул медведя и сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Медведь лег рядом, но он тоже устал и, кликнув волка, сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Волк лег рядом, но он тоже устал и, кликнув лиса, сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Лис лег рядом, но он тоже устал и, кликнув зайца, сказал: «Ляг рядом со мной, мне надо поспать, а если что случится, буди меня». Заяц сел рядом, но он тоже устал, а кликнуть ему было некого, и он уснул. Теперь спали все, и маршал захватил их врасплох, достал меч и снес охотнику голову. Лев проснулся, увидел, что господин его убит, и страшно заревел: «Медведь, а медведь! Ты почему меня не разбудил?» Медведь спросил волка: «Ты почему меня не разбудил?», а волк лиса: «Ты почему меня не разбудил?», а лис зайца: «Ты почему меня не разбудил?» Только зайцу не у кого было спросить, и вина осталась на нем».

Альбрехт, председатель халленбахского окружного совета, одноногий инвалид войны (в свое время его подбили вместе с дряхлым «юнкерсом-52» под Сталинградом), Альбрехт, бывший член Национального комитета «Свободная Германия», слушал Фокса и даже не без интереса, ибо рассказывать Фокс умел. Но когда Фокс кончил, Альбрехт не мог удержаться от вопроса, в котором слышалась неприкрытая насмешка:

— Ты никак записался в заводской литкружок?

— Умей я писать такие сказки, я, может, и не стал бы партийным секретарем. — Фокс был зол на Альбрехта и пришел, чтобы устроить ему разнос за срыв решений секретариата, а потому добавил еще:

— Литература явно не по твоей части, Альбрехт. Впрочем, если тебе интересно, могу сообщить, что эту сказку написали братья Гримм. — И Альбрехт сразу почувствовал, что шутить Фокс не намерен.

Утром, едва добравшись до комитета, Фокс вызвал к себе секретаря по культуре и народному образованию и спросил у него:

— Почему вы так глупо и безответственно обошлись о Гербертом Марулой?

На что секретарь ответил:

— Да вот, Лизевиц сдуру ляпнул.

Тут Фокс и вспомнил гриммовскую сказку. Виноват всегда оказывается заяц, подумалось ему, но любопытно бы узнать, что скажет лев, и он просил предупредить Альбрехта о своем приезде, решив навестить Герберта уже потом.

Он и себя не оправдывал до конца и сказал это Рут, когда та позвонила ему вчера вечером.

«У Герберта нервный криз. Что вы с ним сделали?»

Они с ним вообще ничего не делали, они только приняли решение освободить его от занимаемой должности и, если он пожелает, назначить директором школы. Впрочем, с этим еще успеется. Первым делом пусть кончит заочный.

Альбрехт приводил аргументы, против которых трудно было возражать.

«Герберт Марула перестал справляться со своими обязанностями. Не хватает специальных знаний. Одного усердия недостаточно. Он пытается создать видимость бурной деятельности, почти не сидит на месте, уклоняется от самостоятельных решений. Очень показательна здесь его позиция в вопросе о создании комбинированного потока. Брат обращается к нему — и не находит поддержки. Лишь почуяв, что министерство будет «за», Герберт тоще становится «за». Он больше не руководит, не идет впереди, он бежит следом».