Прощание с ангелами - [119]
«Для меня отнюдь не проблемки, отец. Просто ты уже вышел из этого возраста».
«Ох, не начинай хоть ты про взаимоотношения отцов и детей. С меня и без того хватает. Отцы — дети. Вы-де нас не понимаете. Вы-де уже вышли из этого возраста. Из этого возраста, к твоему сведению, никогда не выходят».
«Чего ты кипятишься? Я тебе рассказываю про свои сердечные дела, а ты все переводишь на политику».
Берри все точно продумал. Главное — увидеться с Ирес, опередив Франца. Придется кончить минут на пятнадцать раньше.
«Мне надо на кварц».
Кварц — это его конек. Значит, он раньше других попадет в раздевалку, а ровно в два предстанет перед Ирес.
«Ирес, мне надо с тобой поговорить, закругляйся».
Гордиев узел. Стратегия продумана, тактика же будет зависеть от обстановки.
Без четверти два. С точностью до секунды.
— Мне надо на кварц. Можно мне уйти раньше на пятнадцать минут?
— Вам вечно куда-нибудь надо.
— Так можно или нет?
— Валяй.
Так. Одно дело сделано. Мастер ему не поверил, решил наверняка, что практикант хочет пофилонить. Но ведь не мог же он сказать: «Мне необходимо разрубить гордиев узел. Вам, надеюсь, известна притча об Александре Македонском?»
Он стоял один посреди раздевалки, заставленной шкафчиками и скамьями, на которых валялись как попало джинсы, кожаные брюки, пуловеры, свитеры, рубашки, брошенные за одну-две минуты до восьми.
«Пока вы работаете у нас, мы требуем точности. Не воображайте, будто ради вас будут заводить новые правила».
Он запихал свою спецовку в спортивную сумку, перекинул сумку через плечо и в четырнадцать ноль-ноль вошел в цех центрифуг с точностью до одной секунды.
— Ирес, мне надо с тобой поговорить. Закругляйся.
Он постарался произнести это небрежно, но не получилось. Под ее вопросительным взглядом у него все пересохло во рту. Теперь он не смог бы даже сказать: «Сделай так еще раз».
«Ты ведь мужчина».
А он не мужчина. Какой он, к дьяволу, мужчина? Но что же тогда делать?
— Сейчас приду.
— Только одна.
И снова Ирес подняла глаза. Почувствовала, должно быть, к чему он клонит.
— Я подожду у ворот. Так ты будешь одна?
— Если хочешь.
Значит, ему достаточно захотеть? Как все просто. Она сказала это до того естественно, что он даже испугался: а вдруг все не так просто, а вдруг она совсем не то имела в виду?
«Любит — не любит, любит — не любит».
Берри сидел у ворот и ждал. Но увидев приближающуюся Ирес, одну, в белом пуловере, узкой темно-синей юбке и деревянных сандалиях — нынешним летом все девушки носили такие, — он встал и медленно побрел к трамвайной остановке.
— Ты почему меня не ждешь?
— Если поторопиться, успеем на следующий.
После той истории с Францем на берегу реки она все время думала, что Берри подойдет к ней, вот так, как подошел сегодня. Она хотела признаться ему во всем, объяснить, что на берегу не произошло ничего, о чем она не могла бы ему рассказать.
«Ты что, сбесилась?»
Он так рявкнул на нее, когда принес ей портфель, будто она бог весть что натворила.
«Ничуть, просто я хотела вернуть его».
Да, только этого она и хотела, ничего больше. Мог бы и сам сбегать за Францем, раз он такой нервный. Он начал с грубости, и она ничего не смогла объяснить ему. А когда он и вовсе сделал вид, будто его это не касается, будто ему безразлично, что произошло между ней и Францем, она тем более не смогла. Ничего ведь и не произошло. Вот только Франц на уроках глядит в ее сторону, а после уроков провожает домой. Но что ей делать, не гнать же его?
«Ирес, я должен тебе что-то сказать».
«Не надо, Франц, не говори».
Он и так уже все сказал. Гораздо понятней, чем словами.
«И все-таки я должен сказать».
«Ну, раз должен…»
«Если бы не ты, я бы уехал обратно».
Напрасно он ей это сказал. Только все запутал. Значит, он остается здесь, потому что она здесь. Но ведь я не люблю тебя, Франц. Любить, положим, люблю, но не так. Не так.
— Скорей, уже идет! — крикнул Берри, указывая на трамвай, и побежал со всех ног. Ирес бросилась за ним, но потеряла одну сандалию, нагнулась, ухватила и ту и другую за серые ремешки и босиком припустила за Берри.
Даже на площадке трамвая они не начали разговор, которого оба ждали.
«Что мне делать, Берри? Если я скажу ему правду, он уедет. Если солгу — останется. Без лжи не обойдешься».
— Старик, — начал Берри, имея в виду своего мастера, — все время силится доказать, что я ничего не стою. Сдается мне, он нарочно покупает разные книги, чтобы выискивать в них вопросы, которые можно задать мне.
— Покупай тоже.
Эта мысль ему в голову не приходила.
«Что такое полимеризация?»
«А теперь скажите мне, какое значение имеет кибернетика для современного химического предприятия».
Берри не без удовольствия вспоминал этот поединок и в неожиданном задоре вдруг соскочил с подножки, когда вагон замедлил ход перед остановкой, и потом снова прыгнул на площадку.
«Ты ведь мужчина».
На Ирес это не произвело впечатления, она вроде бы ничего не заметила.
— Давай пойдем домой берегом, — сказала она.
Они пошли почти тем же путем, которым Ирес ходила с Францем. Мог бы хоть теперь заговорить, подумала Ирес.
— Покатаемся на лодке?
— Вы что, сговорились?
Ей не следовало так отвечать, но уж больно одинаково они спрашивают. А Берри, болезненно чуткий ко всему, что касалось Ирес и Франца, сразу смекнул, о чем она невольно проговорилась. И ему расхотелось кататься на лодке. И вообще все расхотелось. Лучше уйти домой. Остаться одному.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.