Прощание с ангелами - [111]

Ирес ничего не ответила, она тихо сидела на носу, юбка у нее задралась выше колен, она даже не думала одернуть ее, только по привычке плотно сжала ноги и поставила их чуть наискось.

И зачем я ей рассказываю? Все равно она ничего не поймет.

Может, сказать ей, что мне нравятся ее ноги? Она обзовет меня нахалом, а сама будет куда как рада.

«Не обольщайся насчет девичьего целомудрия, служка. А то быть тебе в дураках. Они же тебя и засмеют».

Он начал вдруг раскачивать лодку. Ирес ни капельки не испугалась. Судя по всему, это доставляло ей удовольствие.

— Ирес, а тебе известно, что ты мне нравишься?

— Что именно тебе нравится во мне?

«Берто, Берто, и опять ты прав».

«Я ж тебе говорил, ты не будешь иметь успеха ни у одной девчонки, если начнешь пичкать их своей дурацкой философией».

— Ну, прежде всего то, что я вижу в данный момент.

— Ты обнаглел.

— К примеру, губы. Ты красишься?

— А тебе какое дело?

— А такое, что я не стал бы с каждой всякой кататься на лодке во время уроков.

Этого говорить не следовало — он только напомнил ей про уроки.

— Греби к берегу.

— И не подумаю.

— Если ты не послушаешься, я тебя больше знать не желаю.

Франц почувствовал, что Ирес сдержит слово. Он погреб назад, теперь против течения, провел лодку под каменным мостом к лодочной пристани, неподалеку от теннисных кортов.

Ирес спрыгнула на берег. Франц догнал ее возле лодочной кассы.

— Надо вернуться в школу, — сказала она.

Франц не удерживал ее, не попросил остаться — чего она ждала.

Ирес повернула голову, увидела, как он стоит, судорожно улыбаясь в тщетном усилии выглядеть уверенно и спокойно.

«Я думал, можно жить по-другому, честнее, чище… Значит, есть в его идее что-то такое, что может привлечь и меня, что покажется мне достойным прожить ради этого жизнь».

Пришлось ей остаться с ним.

— Идти в школу уже не имеет никакого смысла, — сказала она.

Франц лежал на траве, прижавшись щекой к ладони Ирес, а Ирес сидела прямо, в чуть напряженной позе и смотрела поверх него, на реку, широкую и медлительную, на нефтяные разводы, в которых играло солнце. Никогда еще Франц не был так счастлив, никогда еще не чувствовал себя так легко и беззаботно. Его губы целовали Ирес — ее ладонь, руку до локтя. И такое огромное желание любить и быть любимым захватило его, что во власти своего желания он ни о чем больше не думал. Он не понимал, что произошло. Такое противоречие, такой неожиданный скачок — из бездны отчаяния к вершинам счастья, из полной отторгнутости — к приятию. Словно вся тоска иссякла, достигнув заветной цели: время, пространство, желания — все сошлось воедино здесь, на берегу этой реки, под терновым кустом среди весенней травы.

Ирес не решалась отдернуть руку. Надо сказать ему правду, думала она непрестанно, сказать, что того, о чем он, вероятно, мечтает, на самом деле нет, но язык у нее не поворачивался, и она убеждала себя, что и у Франца, может быть, все это несерьезно. Сегодняшнее утро было не более как вылазкой в запретное, правда, они при этом поцеловались, но что с того? Все как-нибудь уладится само собой. Если Франц пригласит ее в кино, она не пойдет. И вообще с этой минуты она начнет ему внушать, что дружит с Берри.

Однако при всех попытках мысленно обратить случившееся в шутку ее не оставляло неприятное чувство, сознание, что она взяла на себя некую ответственность, от которой так просто не отмахнешься. Да, она чувствовала ответственность, которую вовсе не собиралась брать, и начала упрекать себя.

— Еще никогда мне не было так хорошо, — сказал Франц.

Она погладила его снова, а про себя подумала, что зря это делает.

Но что ей еще оставалось делать?

Он все рассказал ей про свою мать, отца, встречу с Вестфалем. Словно вдруг прорвалась плотина молчания…

«Как мне быть?»

— Франц! Пора идти.

— Нет, пожалуйста, не уходи.

Она встала, одернула платье.

Франц заметил, что она чем-то подавлена, но объяснение подвертывалось только одно: боится неприятностей в школе.

Первым делом Виссендорф.

«От вас, Ирес, я этого не ожидал».

Потом директор.

«Где вы пропадали все утро?»

Не бойся, Ирес. Мне стоит только задать один встречный вопрос господину директору.

А Берри?

«Ну, Франц, думаешь, ты бог весть какой молодец?»

Только тут Франц осознал, что предал своего друга. Стало быть, у него нет никакого права возмущаться поведением Томаса и Рут. Он сам ничуть не лучше.

Пусть так, но он и не хочет быть лучше. Порядочные люди всегда остаются в дураках. Да, он отнял у Берри Ирес, ладно, поступок гнусный, тоже ладно. Почему бы и ему не совершить раз в жизни гнусный поступок? Главное — правильно выбрать день и час.

«Как ты думаешь, Берри, кто ты такой? Слишком малая отдача».

Он встал, попытался обнять Ирес за плечи, но она его оттолкнула.

— Пора идти.

— А тебе ничего не сделают. Ты побежала за мной, чтоб я… чтоб я не покончил жизнь самоубийством.

Эта мысль его развеселила.

— Вот была бы штука…

Он рассмеялся, взял камень и бросил так, чтобы камень скользнул по воде.

Ирес вовсе не было смешно. Ей было страшно. Вместе с Францем в ее жизнь вошло нечто, отбрасывавшее новый свет на все вокруг — на школу, на Берри, на все, с чем она была связана.