Прощание с ангелами - [102]

Шрифт
Интервал

— Советую вам впредь не заниматься подобным вздором.

9

Войдя в кабинет, Рут увидела, что Томас разговаривает с Арнольдом, и хотела тотчас уйти.

— Извините, — сказала она.

Но Томас окликнул ее и попросил остаться.

— Дурацкая история, — сказал Арнольд.

Рут знала, о чем речь, но сделала вид, будто ничего не понимает, и еще раз выслушала все из уст Томаса.

Арнольд сидел глубоко в кресле, откинувшись на спинку и положив правую ногу на левое колено. У него были тонкие и немыслимо длинные ноги. Сидел он, по мнению Рут, в позе несколько небрежной и поигрывал линейкой.

— Ридман не первый и едва ли будет последний, покуда достаточно билета на электричку, чтобы сменить социализм на капитализм. Пароль: обескровливание «зоны», — говорил Арнольд. — И все же дело Ридмана…

Томас вспылил.

— Положи наконец линейку. Ты действуешь мне на нервы.

Рут видела, как руки Арнольда с линейкой застыли перед грудью, затем опустили ее на стол.

— Что ты ко мне привязался с делом Ридмана?

Арнольд сидел все в той же небрежной позе и выжидательно смотрел на Томаса. Он испытывал чувство, близкое к удовлетворению. Хотя всю эту историю и не назовешь приятной, она вынудит преподавателей откровенно высказать свои взгляды. Надо делать правильные выводы из любого события.

«Положи наконец линейку».

Порой у Арнольда возникало подозрение, будто Томас Марула лишь затем предложил его в секретари, чтобы самому остаться при нем полновластным хозяином. И нельзя не признать, по отношению к директору он, Арнольд, покамест держится очень нерешительно, до чертиков нерешительно.

«Товарищ Арнольд, ты недостаточно работаешь над планом урока. Всегда начинать с проверки заданного — это кому хочешь прискучит. Попробуй-ка для разнообразия проводить иногда фронтальный опрос. И старый материал повторять надо чаще, а не раз в сто лет. Такова древняя школьная заповедь».

«Учту, товарищ директор».

«Вот и отлично».

Похлопывание по плечу, подбадривающая улыбка. Педагогический оптимизм. Перестройка и перековка.

«А ну, товарищ директор, покажи мне тетрадь с твоими планами. В чем твоя методика?»

«Положи наконец линейку».

Арнольд готов был извинить директора — тот явно не в себе, но тон ему не понравился. А тон делает музыку. Директор и парторг. Кто при ком состоит? Впрочем, такая постановка вопроса попросту нелепа.

— Я думаю вот что, — сказал Арнольд. — Речь здесь идет не о Ридмане, речь идет о нас самих. О работе каждого из нас, о наших отношениях друг к другу. Мы вполне довольны, когда машина работает, все уроки, которые надлежит дать, даются, число пропусков по болезни не превышает нормы, цифры и проценты соответствуют. Мы сто раз на дню произносим слово «коллектив», как произносим «здравствуйте» и «до свидания». Сегодня кто-то приходит в наш коллектив, завтра кто-то выбывает, и ничего не меняется. Элементарное сложение и вычитание. После урока мы бежим дежурить во дворе, после педсовета — на профсоюзное собрание, после собрания СНМ посещаем семьи учащихся, и тем не менее мы чудовищно ленивы и неповоротливы. Противоречие почти непостижимое. Мне порой кажется, что под суетой и спешкой мы пытаемся что-то скрыть, какое-то упущение, которое мы, в общем, прекрасно сознаем. А самое важное для нас, учителей, — это приложить все силы, чтобы понять человека, увидеть, каков он есть, каким он может стать, каким он должен быть. Ибо в противном случае мы не сумеем формировать и воспитывать его. Предательство Ридмана для нас в лучшем случае повод еще раз осознать, какая ответственность на нас возложена.

Арнольд стоял теперь перед Рут и Томасом, засунув руки в карманы пиджака, втянув голову в плечи, словно от холода, хотя лицо у него пылало.

Томас впервые видел, чтобы Арнольд так разгорячился. Чем-то этот долговязый и сухопарый парень с непомерно длинной шеей напоминал Рёкница.

«Бывший каменщик наставляет учеников Платона и Аристотеля».

Оказывается, У Арнольда есть умение в нужный момент убедительно сказать о главном. Как тот раз, в актовом зале, когда Арнольду пришлось выступать перед родителями и отбиваться от нападок.

«Я не могу скрыть свое удивление по поводу того, что в десятом «В» классе, в классе древних языков, сменили классного руководителя. Не подумайте, будто я что-либо имею против господина Арнольда, нового руководителя. Я уважаю его как вполне достойного человека. Но господин Мейснер как опытный преподаватель и альтфилолог — я исхожу из этих, и только из этих соображений — скорее уместен на посту классного руководителя десятого «В», нежели любой другой педагог».

На эти обкатанные фразы папаши-гидрогеолога Арнольд ответил с такой силой откровенности, что сам Мейснер не утерпел и выступил — поддержать коллегу. После чего Томасу не оставалось ничего иного, кроме как высказаться о ломке старых привилегий на образование, о величии эпохи, делающей реальным путь от каменщика — через рабфак — к университетской скамье.

Арнольд вдруг устыдился своей столь пылкой речи, которая к тому же показалась ему чересчур патетической. Он снова взял линейку, но тотчас с улыбкой положил ее на стол. Перед Томасом стоял уже не прежний, робкий и неопытный новичок, перед Томасом стоял соратник, с которым нельзя не считаться.


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.