Прощальные гастроли - [6]
Донцова. И после такого, после всего этого — теперь вы первый ему враг?!
Гаранина (не поняла). Кому?!
Донцова. Льву Никитичу.
Гаранина. Ничего-то ты, девочка моя, не поняла, зря я порох тратила… (Помолчала.) Они давно уже два разных человека — тот и этот. Я даже знаю день и час, когда это с ним случилось. День и час. На моих глазах — был один человек, стало два. Или и того хуже — один умер, другой родился. Я его не виню, не он тогда первый, не он последний… Они вот не вернулись с войны, а вот он — с того собрания…
Донцова. Чепуха, я не верю ни одному вашему слову!
Они и не заметили, как плавно тронулся поезд, пошел, набирая ход. В вагон вбегает Рудакова.
Рудакова (кричит). Отстала! Я как предчувствовала… Остановите поезд! Где у вас тормоз? Немедленно остановите поезд! (Схватилась за стоп кран.) Стой, тебе говорят!..
Проводник (настигла ее, оттащила от крана). Отойди! Запрещено! Кто отстал, следующим доедет!
Рудакова (вырываясь.) Не подходи! Она же пропадет без меня! Остановите поезд!
Из купе вышли поспешно Гаранина и Донцова.
Проводник (удерживая Рудакову). Следующий через полчаса по расписанию, в Орле нагонит. Ну артисты на мою голову!..
Рудакова. Она же не догадается на него сесть!
Гаранина. Что случилось, Вера?
Рудакова. Женя отстала! (О проводнике.) Скажите ей, чтобы остановила поезд!
Донцова. Кошмар какой!
Рудакова. Или я сама сейчас выскочу на ходу!
Гаранина. Ты так убиваешься, Вера, можно подумать, она в авиакатастрофу попала. Сядет на следующий, только и всего.
Донцова. Конечно.
Рудакова. Да она не сообразит. Или сядет в обратном направлении, надо же ее знать!
Проводник. Я начальнику поезда скажу, он телеграмму даст дежурному по станции или в милицию. (Хочет уйти.)
Рудакова (ей вслед). Только не в милицию, она от одного этого слова теряет сознание!
Проводник (уходя). А в кино смотришь — вполне вроде нормальные…
Гаранина. Успокойся, Вера, доедет твоя Женя как миленькая.
Возвращаются в купе.
Донцова. И на будущее урок — не выходи из вагона.
Рудакова (переведя дух). На будущее… Можно подумать, мы еще когда-нибудь поедем на гастроли в Москву…
Донцова. А почему бы и нет?
Рудакова. А сколько ей лет, Жене? Или мне, не говоря уж про Нину? Много у нас еще времени раскатывать туда-сюда?! Это ты, хоть не первой свежести, тебе еще живи — не хочу… А я — кого-чего ради?! Кроме Женьки, кто у меня есть-то, если подбить бабки?..
Гаранина. Долг перед театром.
Рудакова. Еще неизвестно, кто у кого в долгу: я у него или он у меня, театр он твой, пропади он пропадом! Пойти умыться, что ли, как мышь взмокла… Всю жизнь мне эта Щипалина — камень на шее, хоть на поводке ее выгуливай… (Ушла в туалет.)
Гаранина (после долгого молчания). Тогда на том собрании…
Донцова (оборвала ее). Увольте, Нина Владимировна, я не хочу об этом. И очень было бы хорошо, если бы вы и сами обо всем этом забыли. Не знаю, о чем, и знать не хочу, но лучше забудьте. И ему дайте забыть. (Сорвалась.) Ни жалости в вас, ни понимания, о милосердии я уж и не говорю! Разве вы не видите, какой ценой ему все достается?! Что он устал, что болен, ночами не спит — как дальше?.. Два инфаркта уже было, третьего ждете не дождетесь, Да?! Он и сам уж говорит — уйду, хватит, теперь молодые прошибают лбом эту глухую стену, нечего в кустах отсиживаться… Ведь он же на пределе сил!
Гаранина (помолчала). У меня такое чувство, что не на гастроли в Москву еду, а прощаться с прошлым. С опозданием, правда, зато — окончательно…
Долгая пауза.
Донцова. Вот даже вы не верите. Никто не верит, ни одна душа!
Гаранина. Чему — не верят? Что любишь его?
Донцова. Больного, старого, раздражительного, мнительного — да, да!.. И ничего мне от него не надо, ни ролей, ни званий, ни успеха… Я и то понимаю, что даже и захоти он мне все это дать — не дождусь, поздно, не успеет, А не станет его…
Гаранина (перебила ее). Как ты можешь об этом?!
Донцова. Не станет его — никому я не нужная, всем лишняя, мне первой в театре — на дверь, и еще посмеются вдогонку. Но мне все равно, что потом. Мне он нужен какой есть — старый, больной, всегда чего-то опасающийся, чего-то невесть чего, боящийся, будто все еще ждет опасности какой-то из-за угла, неизвестности… А ведь все уже было с ним, все худшее уже позади… А у него — давление, ишемия, ему — ни волноваться, ни переживать… Да если бы мне сказали — правую руку, только бы у него давление стабилизировалось, только бы забыл о страхах, опасениях… Да где вам это понять!
Гаранина не ответила. Молчание.
Донцова. Извините, я не хотела. Я хотела — мне совершенно не важно, что с ним было когда-то. И что вы по этому поводу думаете. Мне важно, что с ним сегодня. И что — завтра. А для него завтра — вот эти гастроли в Москве. Самое главное. От них все зависит. Чтоб его признали, убедились. Чтоб хотя бы поняли! Пусть и поздно, пусть и незачем уже, может быть, но ему это нужно, понимаете вы?!
Возвращается Рудакова.
Рудакова (садится, берет в руки гитару). Все пропало, и Женька в придачу… (Поет.) «Я ехала домой, я думала о вас…»
В вагоне появляется Щипалина, следом за нею — проводник.
«Любовь и власть — несовместимы». Трагедия Клеопатры — трагедия женщины и царицы. Женщина может беззаветно любить, а царица должна делать выбор. Никто кроме нее не знает, каково это любить Цезаря. Его давно нет в живых, но каждую ночь он мучает Клеопатру, являясь из Того мира. А может, она сама зовет его призрак? Марк Антоний далеко не Цезарь, совсем не стратег. Царица пытается возвысить Антония до Гая Юлия… Но что она получит? Какая роль отведена Антонию — жалкого подобия Цезаря? Освободителя женской души? Или единственного победителя Цезаря в Вечности?
Драма о браке Джорджа Оруэлла с 30-летнему помощницей редактора журнала Соней Браунелл. Лондон, 1949 год. В больнице «Юнивесити колледж» находится Джордж Оруэлл с тяжелой формой туберкулеза…
В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.