Прорыв начать на рассвете - [35]
– Не шедевр эпистолярного жанра, но по смыслу всё понятно. Написано, судя по всему, несколькими лицами. Первоначальный вариант, возможно, донесение. Донесение некоего весьма осведомлённого лица о состоянии наших войск. Затем это донесение выправлено. Но следы остались. Вот, посмотрите: то «эта армия», то «ваша армия», то снова «эти дивизии».
– Их разведка прекрасно осведомлена о состоянии наших дел.
– Да, особенно о состоянии раненых и больных.
– И об этом тоже.
– Нет, Михаил Григорьевич, тут есть некоторая особенность. Некий акцент. Вот, смотрите, в небольшом ультиматуме, о раненых и больных говорится в двух местах. А текст между тем адресован не раненым, а тем, кто в строю. Слишком много было исходной информации, и она невольно переполнила производный документ.
– Да-да, пожалуй, вы правы…
Через несколько дней поступил долгожданный приказ на отход. Началась срочная перегруппировка. Армия готовилась к маршу.
А взвод сержанта Воронцова, включённый в северную боевую группу прикрытия, тем временем отбивал атаки немецких танков и мотопехоты, пытавшихся отсечь один из полков 113-й дивизии от основных сил. К вечеру, потеряв много убитыми, ранеными и захваченными в плен, полк переправился через реку Угру и закрепился в одной из деревень. Через час из штарма поступил боевой приказ: 113-я всеми своими полками составляет арьергард 33-й армии и должна замыкать колонны, выдвигающиеся по маршруту Шпырёво – Красное – Новая Лука. Медсанбаты и обозы с ранеными приказано было под охраной направить вперёд, в район Шпырёвского леса. Взвод Воронцова отрядили для охраны санного обоза дивизионного госпиталя.
И вот в одну из апрельских ночей остатки кочующего «котла», выстроившись двумя колоннами, изготовились к прорыву.
Взвод Воронцова стоял в середине основной колонны. Впереди виднелись штабные повозки, армейские и дивизионные службы. Ещё дальше – артполки без орудий и имущества. Накануне артиллеристы закопали в лесах и оврагах гаубицы, зенитные и противотанковые орудия. То, что не успели закопать, привели в негодность. Сняли замки, забили стволы толом, вставили взрыватели и подожгли бикфордовы шнуры. Возглавлял колонну сводный ударный отряд 160-й стрелковой дивизии и триста автоматчиков – остатки лыжных батальонов и отдельных отрядов, несколько недель назад пробившихся в расположение Западной группировки из района Износок.
Маковицкая, в узкой шинели, туго затянутой ремнями, ходила вдоль саней, ещё и ещё осматривала, всё ли сделано так, как надо. Раненые провожали её молчаливыми взглядами, в которых она читала надежду и страх.
– Всё будет хорошо, родные мои, – говорила она, поправляя шинели и подтыкая одеяла. – Утром будем в Износках.
– Где генерал? – спрашивали её.
– Генерал с нами. Он идёт впереди.
– А говорят, на самолёте вылетел.
– Это неправда. Командующий идёт в общей колонне. Он с нами.
Накануне прорыва на Шпырёвский лес, в котором сосредоточились войска и обозы, немецкий самолёт разбросал листовки: «Сдавайтесь, ваше дело безнадёжное, ваш командующий, генерал Ефремов, бросил вас и вылетел через линию фронта на самолёте…»
– Фаина Ростиславна, держитесь нас, – предупредил её перед выходом старшина Нелюбин.
– Я своё место в строю знаю, – коротко отмахнулась Маковицкая.
Ей было страшно. Как и всем в санитарной колонне. И она то и дело оглядывалась на старшину Нелюбина, на высокого красивого курсанта, командира этого странного полупартизанского взвода, на пожилого красноармейца, совершенно не похожего на рядового солдата, на других бойцов, приданных ей в помощь в качестве охраны. И когда выступили, она, сама того не замечая, торопливо пошла вперёд, обгоняя сани, и вскоре поравнялась с Воронцовым и старшиной Нелюбиным. Рядом с ними всё же было не так страшно.
Стемнело. На Шпырёвский лес налегла ночная хмарь, перемешанная с промозглой изморосью. Небо, казалось, опустилось на верхушки сосен и берёз. Дороги раскисли ещё сильнее. Не только кони, но и люди притопали в охлюплом снегу, и соловая кашица плавала в глубоко прорезанных колеях. Овражки и низины полей уже потемнели, набрякли талицей, подпёрли дороги, и, казалось, вот-вот вся округа поплывёт ручьями и реками.
– Дождались бездорожья, – ворчали бывалые бойцы, кому уже приходилось выходить из окружения.
Автоматчики, обутые в валенки, строились на просеке, месили унавоженный лошадями снег с водой. Они молча проверяли оружие, выбрасывали из сидоров всё лишнее, что могло помешать в дороге. Дозаряжали диски. Кто-то менял шапку на горсть патронов, кто-то ещё добрую, без прожогов, шинель на щепоть табаку и пару сухарей. В лесу мычали привязанные к деревьям коровы. Вместе с армией из «котла» уходили партизанские семьи. С некоторыми отрядами – целые деревни.
Воронцов вышел вперёд посмотреть, что там происходит, узнать, скоро ли поступит приказ к началу движения. Он пробежал мимо саней связистов и повозок, нагруженных металлическими ящиками и сейфами. Это был обоз оперативного управления штарма. Увидел впереди, шагах в пяти, группу командиров. Среди них выделялся высокий человек в белой каракулевой шапке и генеральской шинели. Неужели это и есть Ефремов, мелькнула у него догадка. И Воронцов решительно шагнул к этой группе с намерением обратиться прямо к нему, командующему. Но тотчас дорогу ему преградили два автоматчика охраны.
Роман «Примкнуть штыки!» написан на основе реальных событий, происходивших в октябре 1941 года, когда судьба столицы висела на волоске, когда немецкие колонны уже беспрепятственно маршем двигались к Москве и когда на их пути встали курсанты подольских училищ. Волею автора романа вымышленные герои действуют рядом с реально существовавшими людьми, многие из которых погибли. Вымышленные и невымышленные герои дрались и умирали рядом, деля одну судьбу и долю. Их невозможно разлучить и теперь, по прошествии десятилетий…
Во время операции «Багратион» летом 1944 года наши войска наголову разгромили одну из крупнейших немецких группировок – группу армий «Центр». Для Восьмой гвардейской роты старшего лейтенанта Воронцова атака началась ранним утром 22 июня. Взводы пошли вперёд рядом с цепями штрафников, которых накануне подвели на усиление. Против них стояли части дивизии СС, которая на девяносто процентов была сформирована из власовцев и частей РОНА бригады группенфюрера СС Каминского. В смертельной схватке сошлись с одной стороны гвардейцы и штрафники, а с другой – головорезы, которым отступать было некуда, а сдаваться в плен не имело смысла… Заключительный роман цикла о военной судьбе подольского курсанта Александра Воронцова, его боевых друзей и врагов.
Новая книга от автора бестселлеров «Высота смертников», «В бой идут одни штрафники» и «Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью». Продолжение боевого пути штрафной роты, отличившейся на Курской дуге и включенной в состав гвардейского батальона. Теперь они – рота прорыва, хотя от перемены названия суть не меняется, смертники остаются смертниками, и, как гласит горькая фронтовая мудрость, «штрафная рота бывшей не бывает». Их по-прежнему бросают на самые опасные участки фронта. Их вновь и вновь отправляют в самоубийственные разведки боем.
Летом 1942 года на Ржевско-Вяземском выступе немцам удалось построить глубоко эшелонированную оборону. Линия фронта практически стабилизировалась, и попытки бывшего курсанта Воронцова прорваться к своим смертельно опасны. А фронтовые стежки-дорожки вновь сводят его не только с друзьями настоящими и с теми, кто был таковым в прошлом, но и с, казалось бы, явными врагами — такими как майор вермахта Радовский, командир боевой группы «Черный туман»…
Когда израсходованы последние резервы, в бой бросают штрафную роту. И тогда начинается схватка, от которой земля гудит гудом, а ручьи текут кровью… В июле 1943 года на стыке 11-й гвардейской и 50-й армий в первый же день наступления на северном фасе Курской дуги в атаку пошла отдельная штрафная рота, в которой командовал взводом лейтенант Воронцов. Огнём, штыками и прикладами проломившись через передовые линии противника, штрафники дали возможность гвардейцам и танковым бригадам прорыва войти в брешь и развить успешное наступление на Орёл и Хотынец.
Что остаётся делать солдату, когда он оказывается один на один со своей судьбой, когда в него направлено дуло автомата и вот-вот автомат лихорадочно запрыгает в руках немецкого гренадера? А что делать генералу, командующему армией, когда обстоятельства, хитрость противника и недальновидность вышестоящих штабов загоняют его в такое же безвыходное положение?
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.