Пророчества Авеля. О будущем России - [40]

В некоторых болезнях человек принимает одно лицо за другое. Весьма замечательное смешение лиц рассказывает доктор Драке: один из его пациентов страдал умственным помешательством и конвульсиями: «Я был однажды свидетелем, — говорит доктор, — одного весьма замечательного помешательства в уме и чувствах моего больного; однажды конвульсии, которым он был подвержен, только что прекратились за несколько минут до моего прихода. Когда я вошел в комнату, то нашел его сидящим на краю постели и отчасти в помешательстве; я начал просить его выпить принесенное мною лекарство, но он упорно стал отвергать мое предложение, уверяя, что он совсем не болен. Наконец, после многих убеждений, он согласился принять лекарство, однако с условием, если оно будет предписано доктором Драке. Напрасно я его уверял и старался доказывать, что я именно доктор Драке; он никак не хотел верить словам моим, утверждая, что я доктор С., который прежде лечил его домашних. Видя, что никак не могу его разуверить и вывести из такого забавного заблуждения, я тотчас прибегнул к хитрости, которая имела желанный успех; я взял шляпу, раскланялся, вышел из комнаты, так чтобы он мог это видеть, и через несколько минут вошел опять с большим шумом, причем все тут находившиеся со мною раскланивались, как с новопришед-шим, и громко называли меня доктором Драке. Я подошел к постели больного, взял его за руку и был им тотчас признан за доктора Драке, несмотря на то что за несколько минут он принимал меня за другого врача. Он стал мне рассказывать довольно связно, что его хотели обмануть, призвав, для пользования, доктора С., благодарил меня за посещение и очень охотно согласился выпить лекарство, которое прежде никак не хотел принять от меня, когда я ему казался другим человеком. Вскоре потом лекарство мое стало действовать и умственное затмение больного миновалось».

Пьянство также производит род бреда (delirium tremens). Один солдат, находясь в таком состоянии, принимал пользовавшего его врача за своего вахмистра, которого, вероятно, очень боялся. Один ремесленник в подобном припадке садился с ложкою в руке за стол, на котором лежала раскрытая книга. Эту книгу он принимал за блюдо с кушаньем и прилежно черпал из нее ложкою, приговаривая притом, что рыба очень неприятна для вкуса. Один молодой человек, недавно женившийся, приходил в исступление каждый раз, когда он замечал нежные ласки между мужем и женою, потому что в каждой чужой жене воображал видеть свою собственную. Одна дама, подверженная частым истерическим припадкам, сидела беспрестанно подле окошка, и как скоро замечала на небе какое-нибудь красивое облачко, то, принимая его за воздушный шар, начинала кричать из всех сил: «Гарнерень! Гарнерень! Возьми меня с собою!» Один кавалерийский офицер, примечая на небе массу скопившихся облаков, воображал видеть в них отряд войска, отправленного Наполеоном в Англию по воздуху для высадки. Часто люди, страдающие расстройством умственных сил, собирают бережно и хранят тщательно каменья, битые стекла и прочее, принимая их за алмазы, жемчуг, разные драгоценные камни и редкие произведения природы. Часто больные этого же рода принимают тени за настоящие и действительные существа. Некто, одержимый ипохондриею, в припадке болезни схватил палку и, начав колотить ею по полу между стоявшей в комнате его мебели, добрался до гостиной, где в это время были у него гости. Бросаемые на пол мебелью тени он принимал за мышей. За этими-то незваными гостями бегал он с палкою из угла в угол, стуча ею по полу под находившеюся в комнатах мебелью, и, разумеется, чем более он бегал и колотил по полу, тем обманчивее для него была игра света и теней, происходившая от отражения горевших в комнате свечей. А как тени от скорого движения его беспрестанно переходили с места на место и казались ему множеством мышей, то и полагал он выгнать их из комнаты стуком своей палки и крайне сердился, не видя успеха в своей работе. Один больной не хотел пить никакого вина, потому что отражавшееся в бутылке изображение врача его он принимал за своего брата, который будто бы спрятался в бутылку, что и поселило в нем опасение проглотить брата. Одна молодая дама, находившаяся в помешательстве, часто отказывалась вовсе от пищи, уверяя иногда, что кушанье набито иголками, которыми она может подавиться...

Однако пора кончить это длинное письмо. Если бы мы жили в нежном, остроумном веке Демутье и Эмилии, я бы к этим обманам зрения присоединил описание другого действия глаз и насказал бы вам тысячу нежностей и учтивостей. Но мы живем в веке холодном, положительном, и теперь, чтобы занять вас, я смело делаю выписки из медицинской книги и знаю, что вы за это на меня не посетуете. В будущем письме поговорим о представлении в наших глазах несуществующих предметов. Обещаю вам много страшного...

Письмо четвертое

Я бы теперь должен описать вам, графиня, те обманы зрения, которые известны под именем галлюцинация, и которые наиболее подавали повод к рассказам о привидениях. Но, может быть, вы спросите меня: чем могу я вас уверить, что привидение было действительно лишь обман зрения?.. Вопрос довольно затруднительный. Часто подверженный галлюцинации рассказывает о своем видении так живо, так вероподобно; иногда его можно уличить в явном обмане, например как Паскаля, который беспрестанно думал, что возле него пропасть; но бывают случаи, где поверка нашими собственными глазами не может иметь места, например, когда рассказываемое происшествие, утверждаемое многочисленными свидетелями, случилось в отдаленном от нас времени или месте; иногда же, увы, мы должны умолкнуть просто от недостатка наших сведений. Разумеется, многое, что теперь нам кажется чудным, непонятным, подверженным сомнению или полному отрицанию, будет делом понятным и обыкновенным для наших потомков, точно так же, как чудесное и невероятное для древних — ныне для нас принадлежит к числу вещей самых обыкновенных. Один из замечательных людей нашего времени, защищая свою промышленно-поэтическую теорию, выходившую из пределов возможного, и которая ныне сделалась добычею истории, говорил: «Положим, что в век Августа кто-либо изобрел порох и компас, скрыв свое изобретение, в продолжении двадцати лет трудился бы над его усовершенствованием, и наконец дошел до того, что мы ныне называем артиллериею, минами; вообразим, что изобретатель предстал бы тогда пред знаменитых людей августова века, держа в одной руке пороховой патрон, а в другой компас, и произнес бы следующую речь: «Мм. гг! Этим черным порошком можно переменить всю тактику Александра Македонского и Юлия Кесаря; этим черным порошком я могу взорвать на воздух Капитолий (посредством мины), за версту разрушить городские стены (бомбы и проч. т. п.), в одну минуту обратить весь Рим в развалины (взрывом большого количества пороха), на расстоянии 500 шагов истребить все римские легионы (артиллерия), уравнять силы самого слабого воина с силой самого сильного (ружье), наконец, с помощью этого черного порошка я могу носить в кармане гром и молнию (карманный пистолет); при пособии же сего другого орудия (компаса) я могу направить ход корабля, как днем, так и ночью, как в тишь, так и в бурю, терять берег из вида и не справляться с звездами».