Проповеди - [16]

Он плакал, охваченный естественной человеческой отзывчивостью, но еще и по особому случаю. Что это был за случай? Qia mortuus [Ибо он мертв] Лазарь был мертв. Мы перешагиваем одним махом через несколько ступенек, исключаем множество важных обстоятельств: Лазарь, Его друг, умер, поэтому Он плакал. Лазарь, поддержка и опора всей семьи, был мертв, тот, на кого полагались его сестры, был мертв, поэтому Он плакал. Но я останавливаюсь лишь на одной ступени: Quia mortuus - ибо он умер. Мысля здраво и истинно, ни один добрый человек не избегнет смерти, чтобы водвориться в лучшем мире, но когда он уходит из этого мира, он уже не один из нас, он уже не человек. По глубокому убеждению Отцов церкви, Сам Христос был уже не человеком, когда лежал во гробе. Хотя Божественность никогда не покидала Его телесной храмины (единство ипостасей не разрушалось), но раз человеческая душа отлетела от тела, Он уже перестал быть человеком. Гуго Сен-Виктор19, придерживается другого взгляда, не имеющего убедительных доказательств: Христос оставался человеком. Он полагает, что душа есть форма человека, душа - это весь человек, и раз душа остается, остается и человек. Но человек состоит не из одной души, а являет собой союз души и тела. Мастер сентенций Петр Ломбардский20,; также считавший, что Христос оставался человеком во гробе, не имеет к тому достаточно веских оснований. Он полагает, что отдельного существования души и тела достаточно для существования человека, и не обязательно, чтобы они были едины, на самом же деле человек един. Поэтому, когда он умирает и душа разлучается с телом, это уже не человек, не один из нас, и мы плачем о нем, кем бы он ни был. Авраам неохотно отпустил жену, несмотря на то, что ее взял к себе фараон (Быт 12:14-20). Человеку свойственно испытывать горечь, когда уходит друг, даже если его забирает Бог.

Бл. Августин отлично знал, что его мать в раю, св. Амвросий Медиоланский нисколько не сомневался, что его господин, император Феодосий в райской обители, но, не представляя себе их облика, они считали, что могут молить Бога от их имени и в порыве человеколюбия, благочестия и религиозного рвения, быть может незрелого, после их смерти углубились в молитвы о них. Сестры Лазаря не сомневались в спасении брата, веря, что душа его в добром здравии. Что до тела, они сказали Христу: "Господи, мы знаем, что он воскреснет в последний день". И все же они плакали.

Здесь, в этом мире, нам, оставшимся, не хватает тех, кто ушел отсюда: мы знаем, что они никогда не вернутся, и спорим о том, встретимся ли мы с ними, когда отправимся туда же. Считающие, что это способствует совершенному счастью, благочестиво повторяют, что встретимся. Ибо так же, как разные Церкви могут придерживаться разных точек зрения по вопросам вечного мира, государственным и церковным, оставаясь при этом истинно христианскими, так же и разные люди могут по-разному относиться к менее важным вопросам и быть добрыми христианами. Встретимся ли мы с нашими близкими на небе - спорно, догматически бесспорно лишь то, что это может произойти только после смерти, потому мы и плачем. Известно, что некоторые философы запрещают скорбеть и оплакивать чужую смерть. И в Писании есть правила и указания на сей счет: царь Давид перестал скорбеть, как только его ребенок умер. Я знаю, что авторы апокрифов, стоящие выше философов и ниже Писания, говорят: утешься, ибо мертвому уже не поможешь скорбью, а сам опечалишься21, (сказано в переводе Вульгаты) - будешь все больше и больше скорбеть, дойдя до последней черты. Но все же это - лишь неумеренные жалобы, ибо о том же самом тот же мудрец говорит: "Сын мой, пусть слезы твои омоют мертвого, плачь и стенай, он стоит того". Когда наш Спаситель Иисус Христос возгласил: совершилось22 , все кончилось и гнев их больше не мог причинить Ему вреда, когда Он восклицал: В руки Твои23..., и Бог получил Его душу, но вся природа восскорбела, Солнце померкло, задрожала земля и разодралась завеса в храме, - ибо Он умер24.

Воистину видеть длань великого и могущественного монарха, ту длань, которая управляла всем дольним миром, длань с занесенным мечом правосудия, выхваченным из ножен, потрясающую мечом войны, и вдруг увидеть, что она мертва и не иметь власти стряхнуть ни одного червя - что есть человек25 , пусть он из тех, о которых Бог сказал: вы - боги (Пс. 81:6), и все же: "Кто из людей жил и не видел смерти?" (Пс 88:49)). Видеть мозг великого религиозного реформатора (упаси вас Бог называть что-либо, не имеющее отношение к религии, великим), видеть этот мозг, усмирявший бури в Синедрионе и в Парламенте, успокаивавший общественные волнения, а теперь не производит ничего, кроме клубка червей, и не взывает к небу, чтобы рассеять их, видеть преподобного прелата, всю жизнь сражавшегося с еретиками и раскольниками, сраженного смертью, как один из них, и быть может названного одним из них после смерти, вспомнить все, видеть, как великие люди обращаются в прах, быть уверенным, что они никогда не вернутся к живым, не иметь уверенности в том, что мы встретимся после нашей смерти, видеть наместников Божиих, сотворенных по Его образу и подобию, королей, создателей государств и религиозных наставников, двигателей Церкви, ревностных прелатов, а потом - грубых, невежественных, грешных и злобных людей, которых скосила одна рука и бросила в одну телегу, на паром, в больницу, в богадельню, в тюрьму, в могилу, чтобы уже никто не мог сказать: Это король, это - раб, это - епископ, это - еретик, это - советник, а это - шут. Одно это злосчастное равенство столь разных людей, творимое дьявольской рукой, могло вызвать плач, потому что Лазарь был мертв26, и Иисус плакал.