Пропажа свидетеля - [6]

– Кто-нибудь из вас видел вчера вечером мотор на реке? Никто не проезжал тут? – спросил Коньков.

– Вроде бы тарахтел мотор, – сказал бригадир. – Да мы спали в палатке.

– А Николай с Иваном? – воскликнул пожилой рабочий. – Они же долго у костра возились, картошку чистили, рыбу.

– Николай! – крикнул бригадир, обернувшись к палатке.

Но высунутые из палатки ноги в шерстяных носках и не шелохнулись.

– Во зараза! Уже успел заснуть, – удивился бригадир.

– Сейчас я его подыму, – сказал парень с облупленным носом и, схватив дымарь, строя всем уморительные рожи, стал на цыпочках подкрадываться к палатке.

Перегнувшись через лежащего и просунув дымарь в палатку, парень начал качать ручку дымаря. Через минуту из палатки во все дыры повалил густой дым, как из худой печной трубы. Потом оттуда раздался протягновенный мат, прерываемый чихом и кашлем, и здоровенный верзила, протирая глаза, высунул из палатки взлохмаченную голову. Увидев беловолосого с дымарем, крикнул:

– Ты чего, спятил?!

– Это ж я паразитов выкуривал, – ответил тот и, кривляясь, стал отступать к костру.

– Ах ты, химик! – заревел верзила. – Я те самого раздавлю сейчас, как паразита.

Не успел разбуженный встать на ноги, как беловолосый бросил дымарь и дал стрекача в таежные заросли.

– Ладно тебе ругаться, Николай! – сказал бригадир, едва скрывая улыбку. – Дело есть к тебе. Вон лейтенант поговорить с тобой хочет.

Заметив Конькова, Николай заправил рубаху и подошел к костру.

– Вы вчера вечером не видели моторной лодки на реке? – спросил опять Коньков. – Или ночью, под утро.

– Слыхал мотор… И вроде бы не один. Да уж в палатку залез. – Он силился что-то вспомнить, морщил лоб, шевелил бровями и вдруг воскликнул: – Стой! А Иван-то еще на берегу сидел. Рыбу разделывал.

– Что за Иван? – спросил Коньков.

– Это кашевар наш, Слегин.

– А где он?

– Черт его знает! Вот сами ждем, – сказал бригадир. – Пришли на обед, а его нет. Утром пошел на Слюдянку хариусов ловить.

– А где эта Слюдянка? – спросил Коньков.

– Да километра два отсюда будет до нее. Речка. Чистая такая. Форели в ней много.

– Когда же он придет?

– А кто знает? Он у нас заводной, – ответил бригадир и снова выругался. – Если рыба клюет, до вечера просидит. Зато уж без добычи не приходит. Тут с него хоть три шкуры дери. Улыбается, как дурачок: крючок, мол, зацепился за тайменя, чуть в горы не увел. А я вот хариусов по дороге подбирал. Все тайменя обещает принести. Мы уж привыкли к его выходкам и не ждем его. Сами вон обед варим, – кивнул бригадир на кипящий котел.

– Эх, работенка! – сказал Коньков, откидываясь на спину и закладывая ладони на затылок. – Устал, будто чертей гонял. С трех часов утра на ногах. Не везет!

– Зачем не везет? Можно найти кашевара, – сказал Кончуга.

– Где ты его найдешь?

– Я схожу, такое дело.

– Разминешься, – сказал бригадир. – Иван выбирает места укромные.

– Почему разминешься? – возразил Кончуга. – Тайга не город, здесь все, понимаешь, видно.

– Пусть сходит, – сказал пожилой рабочий. – Иван уж там засиделся.

– Ну, валяй! – отпустил Кончугу Коньков. – Только смотри сам не заблудись.

– Смешной человек, понимаешь, – Кончуга пыхнул трубочкой, встал, закинул карабин за спину и ушел.

– А вы отдохните, Леонид Семенович, – предложил Конькову Дункай. – В лодке у нас медвежья шкура.

– Зачем в лодке? Вон лезь в палатку. Там надувной матрац, – предложил бригадир. – А хочешь – лезь под полог.

– Я и в самом деле малость вздремну, – сказал Коньков и полез в палатку.

Заснул он быстро, как в яму провалился. Ему снился сон: будто он еще мальчишкой идет полем, по высоким оржам; чем дальше идет, тем все выше становится рожь, наконец он скрылся в этих колосках с головой, и ему стало жутко оттого, что не видит и не знает, куда надо идти. И вдруг откуда ни возьмись налетают на него два лохматых черных кобеля, хватают его за штаны и начинают рвать их и стаскивать. Он смотрит по сторонам – чего бы найти и огреть этих кобелей, но нет ни камня, ни палки, одна рожь стоит вокруг него стеной. Он хочет ударить их кулаком, но не может: руки онемели от страха и не слушаются. Хочет крикнуть – язык не ворочается, и голоса нет.

– Да проснитесь же вы, наконец! – услыхал он над самым ухом и открыл глаза.

Над ним склонился Дункай и теребил его за брюки и за китель.

– Что случилось? – тревожно спросил Коньков, вскакивая.

– Кончуга вернулся. Говорит – кашевара нет нигде.

– Что ж он, сквозь землю провалился? – сердито проворчал Коньков.

– Наверно, в другое место ушел. Сидит где-нибудь на протоке и рыбачит. Тайга велика. Чего делать будем?

Коньков наконец пришел в себя от сонной одури, вылез из палатки, подошел к костру. Тут вместе с рабочими сидел и Кончуга.

– Ты хорошо смотрел? – спросил его Коньков.

– Хорошо. Кричал много. На Слюдянка нет никого.

– Павел Степанович, куда же он делся? – обернулся Коньков к бригадиру.

– Где-нибудь рыбачит в другом месте. Да вы не беспокойтесь. Вечером придет, – отвечал тот, помешивая в котле деревянной ложкой. – Отдохните у нас. Вместе и пообедаем.

– Нам, брат, не до отдыха, – сказал Коньков, потом повел носом: – А что у вас на обед варится? – и бесцеремонно заглянул в котел.