Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах - [29]

«Папаша» Фёдор Иванов, однофамилец Жоржа, был старшим другом и наставником молодых пилотов. Когда за год до войны Леонид и Жорж пришли в 134-й полк, он, как опытный пилот, взял над новичками шефство. Они называли его «папашей», а он их «сынами». В своих письмах к Леониду он вспоминает, как тихо у них стало после его отъезда: меньше шуток, меньше смеха, а музыки не стало вовсе. Вместо них поселились скорбь и печаль, неизбежные спутники войны и гибели товарищей:

Здравствуй дорогой друг, сын Лёня.

Вчера получил твоё письмо, за которое большое спасибо, оно как раз пришло, когда хочется поделиться мыслями с другом, который был вместе с нами… громил фашистских извергов, напавших на нашу родину. Лёня, 23 августа при исполнении и защите нашей родины погиб наш горячо любимый сын, друг Жорж. Он отдал свою молодую жизнь… как преданный и верный воин и сын родины. Бой был неравный, нас пять… а фашистских шакал тринадцать штук, из которых мы сбили четыре, и истребители пять шакал. Но мы задачу выполнили, уничтожив крупное скопление артиллерии и живую силу, смешали всё с землей, чтобы им не было повадно впредь. Я пришёл к себе, но ноги были перебиты, и пришлось сесть на пузо.

Лёня, слезы не давали мне жить, как было жаль сына. Он пытался посадить [самолет], в чём сделал ошибку, а если бы прыгнул, то был бы жив, как его штурман и другие… Они славно работали по разгрому фашизма, и прежде чем умереть, разгромили не одну тысячу танков, артиллерии, автомашин и людей, мудаков, которые [пошли] на нас… и их, как верных сынов родины, мы, друзья, никогда не забудем.

Лёня, пиши мне. Желаю тебе благополучно выздороветь и встать в те же ряды, в которых ты был. Привет [тебе передают] и жмут руки… и другие и желают тебе быстрого выздоровления. Жму руку и по-отцовски целую, твой Фёдор.

Два месяца спустя Фёдор Иванов пропал без вести, предположительно погиб в бою на Центральном фронте. Новиков упомянул об этом в письме к Леониду в феврале 1942 года: «Лёня, у меня для тебя плохая новость о Фёдоре, который не вернулся с задания. Уже два месяца о нём ничего не слышно».

А ещё через два месяца Иванов нашёлся в полевом госпитале вдали от линии фронта. Он затем вернулся в авиацию, но его карьера застопорилась: краткосрочное пребывание в статусе «пропавшего без вести в бою» сделало его «неблагонадежным» на всю оставшуюся жизнь. В августе 1964 года отставной лётчик написал письмо в газету «Красная звезда»[65], в котором наряду с рассказом о своей службе упомянул и своих «приёмных сынов, павших героев войны» Жоржа Иванова и Леонида Хрущёва. Письмо так и не было опубликовано. В октябре сняли старшего Хрущёва, и никому не было дела до воинской доблести его сына. Иванов также живописал свою послевоенную судьбу изгоя, которому однажды не повезло оказаться в списках пропавших без вести в бою. Он так и не сумел подняться в звании выше старшего лейтенанта и работал сантехником в маленьком казахском городе Балхаше.

Согласно советскому приказу военного времени, подписанному Сталиным, советские военнослужащие не имели права сдаваться в плен, они должны были сражаться до последней капли крови. Те же, кто были вынуждены сдаться, автоматически исключались из рядов советских граждан[66][67]. Все пропавшие без вести и попавшие в плен к немцам советские солдаты считались предателями по определению. Никакого доказательства вины не требовалось. Согласно опубликованной в постсоветское время статистике, пропавшими без вести в годы войны числились 4,5 миллиона человек, чьи тела так и не были найдены¹⁰, включая тех, кто погиб, прорываясь через линию фронта к своим. В любой другой военной культуре они стали бы героями, а в СССР они оказались жертвами бесчеловечной сталинской политики. Не стал исключением даже сын Сталина, Яков Джугашвили, попавший в плен в 1941 году в боях за Витебск. Когда немцы предложили его всемогущему отцу сделку: обменять фельдмаршала Фридриха Паулюса на артиллерийского офицера Джугашвили, — Сталин отказался. «Мы солдат на генералов не меняем», — якобы произнес он.

Жизнь в Советском Союзе никогда не была легкой, но после 1941 года она стала невыносимой, особенно для людей, которые успели стать такими близкими друзьями. Из мартовского (1942 г.) письма Новикова Леонид узнал, что его товарищ по экипажу Владимир Голованов и их командир, капитан Солоденко, в госпитале. Капитан получил сильные ожоги, в основном лица и шеи. У Голованова обгорели руки. Их самолет был подбит, и капитан совершил аварийную посадку. Все выскочили, а Голованов забыл отстегнуть правый ремень и запутался. Пока он выбирался, взорвались топливные баки.

Голованов был другом Леонида ещё из Москвы. В отличие от Солоденко, который потерял зрение и был вынужден перевестись начальником полигона на Кавказ, Голованов вскоре излечился от ран и поступил в престижную Академию Жуковского, ту самую, которую Леонид за два года до этого покинул. Дальнейшая судьба Голованова неизвестна. Погиб ли он, как миллионы других, или дожил до Дня Победы 9 мая? Письма, которые он послал Леониду в августе и сентябре 1941 года, рисуют его как человека, не чуждого развлечениям, но при этом амбициозного. В одном из них он писал: