Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах - [27]

Где-то через месяц после начала войны, 26 июля 1941 года, он был ранен в воздушном бою на Западном фронте. Совершая свой тридцать первый боевой вылет за четыре недели, самолет Хрущёва был атакован и вынужден совершить аварийную посадку на брюхо. От удара о землю стойки шасси были серьёзно повреждены, а Леонид получил перелом обеих берцовых костей левой ноги; кость даже проткнула изнутри его сапог. По свидетельству его товарищей, в течение часа, пока он ждал, свесившись вниз головой, пока его достанут из разбитого самолета, он развлекал экипаж шутками и непристойными частушками¹. После этого Леонид оказался в крупном военном госпитале в Ржеве, где, по его собственному свидетельству, угрожал оружием полевому хирургу, который предложил ампутировать ему ногу выше колена. В результате тяжелейшей операции без анестезии ногу удалось спасти, и Хрущёва в гипсе доставили для реабилитации в подмосковный санаторий «Барвиха», предназначенный для номенклатурных пациентов.

В той аварии пострадали и другие члены экипажа Хрущёва: второй пилот лейтенант Владимир Елинов получил множественные травмы, а стрелок-радист младший сержант Николай Новиков серьёзно повредил спину. Блинов оказался в итоге в одном из [58] московских военных госпиталей, но в хаосе боевых действий его поначалу сочли погибшим, и этот миф до сих пор активно муссируется[59].

Это были первые месяцы Великой Отечественной войны, период поражений и неразберихи, сопровождавшихся отсутствием слаженного стратегического командования. Письма Лёниных друзей отражают это состояние шока и беспорядка, охватившего всю страну. Но одновременно они передают и настроение твердой решимости во что бы то ни стало сокрушить врага. Летом 1941 года главным лозунгом страны стал призыв «Ни шагу назад!», часто звучавший на поле боя наряду с другим: «За Родину, за Сталина!» Выполнение этих требований дорого обошлось Красной Армии. За период июня — декабря 1941 года погибли восемь миллионов советских людей, из них три миллиона как военнопленные на оккупированной немцами советской территории. Потери германской армии оцениваются в 831 тысячу человек. То же касается и потерь техники: 20 тысяч советских танков и 10 тысяч самолетов против 4 тысяч танков и 4,5 тысяч самолетов у немцев[60].

По законам современной войны, нападающий обычно несет большие потери, но Россия нарушила эти законы. Военное искусство Красной Армии не развивалось, командиров продолжали учить стратегии ещё царских времен, несмотря на быстрый прогресс технологий и связанное с ним кардинальное изменение характера войны. Новые советские комиссары действовали по старинке, надеясь победить врага числом, а не умением.

В Советском Союзе, с его зацикленностью на героизме и подвигах и населением, превышающим 150 миллионов человек, вопрос о количестве жертв никогда не стоял на повестке дня; массовые потери считались само собой разумеющейся частью цены победы[61]. Более того, в сталинском СССР, распростершемся от Финляндии до Японии, люди из страха репрессий боялись докладывать начальству о чём-то плохом. Придавленные тоталитарным гнетом, они не решались мыслить независимо, полагая (не без основания), что инициатива наказуема. На первых катастрофических этапах войны Сталин винил в поражениях руководство на местах, его непатриотическое поведение. Не мог же он признать, что всему виной просчеты неопытных командиров и чистки в Красной Армии, которые буквально накануне войны вымыли из неё весь квалифицированный руководящий состав, включая маршалов Тухачевского и Блюхера. А рассекреченные с тех пор архивные документы недвусмысленно свидетельствуют о некомпетентном руководстве и самого «великого вождя»[62].

Вот, к примеру, сталинская телеграмма, адресованная моему деду, который попытался было довести до босса подлинное положение дел и спасти солдатские жизни:

Киев, т. Хрущёву

Получены достоверные сведения, что Вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного Совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра. Предупреждаю Вас, что если Вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы уров [укрепрайонов] на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара, как трусов и дезертиров.

Председатель Государственного Комитета Обороны

И. Сталин

11/VII-41[63]

Напуганные возможными последствиями, Хрущёв, бывший в то время политическим комиссаром Юго-Западного фронта, и командующий фронтом Михаил Кирпонос отказались от попытки сберечь людские силы. Войска остались на правом берегу Днепра, и в сентябре все четыре юго-западные армии были окружены и уничтожены. Это была одна из самых больших военных катастроф в истории Великой Отечественной войны. Сталин, естественно, обвинил в ней не себя, а местные власти.

Николай Новиков, стрелок-радист экипажа Леонида, в письме от 13 января 1942 года поделился с ним, что не может поверить, как советское командование оказалось таким беспомощным. «Наш лучший бомбардир Вандыка перешел в другой батальон, — писал он. — Ужасно, что случилось с ним, вся его дивизия уничтожена». При обороне Ржева и других городов, служивших щитом советской столицы, пилотов и их самолеты буквально пустили в расход, использовали как пушечное мясо. Новиков писал, что к середине войны всё же многое изменилось: «Лёня, мы теперь воюем не как в прошлом году. Мы больше не летаем на задание без прикрытия истребителей».