Пропавшая глава - [38]

Бледнолицая женщина, который я бы дал на вид лет тридцать-тридцать пять, нахмурилась, потом развернулась и растворилась в мрачных недрах дома.

— Это насчет Чарльза, — донесся до меня её голос. — Какой-то мужчина. — Ей ответили, но слов я не разобрал. Затем заскрипели половицы, и вскоре передо мной выросло новое лицо.

— Мелва Микер — это я, — представилась женщина. — Седые волосы, обрамлявшие её скуластое лицо, были зачесаны назад, как у дочери, а в остальном лицо выглядело такой же посмертной маской. — Зачем вы хотите меня видеть, сэр?

Да, эти женщины не привыкли ходить вокруг да около.

— Как я уже сказал вашей дочери, я частный сыщик из Нью-Йорка, сказал я. — Зовут меня Арчи Гудвин. — Я вновь предъявил удостоверение. Есть кое-какие подозрения, что вашего племянника убили, и я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Миссис Микер недовольно дернула костлявыми плечами и ворчливо спросила:

— Вы из страховой компании?

— Нет, я служу у Ниро Вульфа, частного сыщика, а его нанял один из бывших друзей вашего племянника.

— Ха! Эта женщина с телевидения, на которой он собирался жениться?

— Нет, но она — я имею в виду Дебру Митчелл — также уверена, что мистер Чайлдресс не покончил самоубийством.

— Почему? — фыркнула мегера, уперев руки в бока.

— И мисс Митчелл и наш клиент считают, что у мистера Чайлдресса не было никаких причин сводить счёты с жизнью. Может быть, вам известна хоть какая-то причина, которая могла бы подтолкнуть его на этот роковой шаг?

— Мистер, как вас… Гудвин, Чарльз уже целую вечность прожил в Нью-Йорке, — холодно заявила она, вытирая сухонькие ручки о фартук, надетый поверх простенького платьица; одеяние это напомнило мне мои детские годы в Чилликотте, штат Огайо. — Он уже не принадлежал нам. Мы его почти больше не видели, если не считать тех дней, что он провел здесь у одра умирающей матери. — Мелва Микер потупила взор и встряхнула головой. — Я не представляю, как он жил, чем занимался и с кем водил дружбу. Не обижайтесь, сэр, но лично я не представляю, как могут приличные люди вообще жить в Нью-Йорке. Меня туда ни за какие коврижки не заманишь.

Я смекнул, что зайти в Микеровскую обитель меня уже не пригласят. 

— А не было ли здесь людей, которые желали бы его смерти? — ляпнул я, понимая, что моё время истекает.

— Что за дурацкий вопрос! — возмутилась моя собеседница. — Нет, конечно. Я же вам только что сказала, но вы меня не слушали: Чарльз здесь уже целую вечность не жил. Если кто-то и в самом деле его убил, в чем я очень сомневаюсь, то ищите ответ в своем Нью-Йорке, где люди только и делают, что убивают друг друга без всякой причины. А теперь — мне пора работать, — строго закончила она и, отступив на шаг, захлопнула дверь. Вот вам и хваленое индианское гостеприимство.

По пути к машине я обернулся через плечо. Из-за занавесок на первом этаже выглядывало бледное как полотно лицо молодой женщины. Я приветливо улыбнулся, кивнул, и лицо исчезло. Сверившись с картой, я покатил по гравийной дороге.

Вторая тётка Чарльза Чайлдресса, как рассказала мне Барбара, тоже была вдовой и жила примерно в миле от Мерсера. Звали её Луиза Уингфилд; как и Мелва Микер, она доводилась сестрой матери Чайлдресса.

Ферма Уингфилдов выглядела куда опрятнее хозяйства Микеров. Двухэтажный особняк из красного и белого кирпича возвышался на пригорке близ дороги, а вдоль всего фасада здания протянулась крытая галерея. На ухоженном зелёном дворе были разбиты клумбы с тюльпанами и ещё какими-то, незнакомыми мне цветами. Хозяйственные постройки щеголяли свежей краской, придавая всей ферме веселый вид.

Я поднялся по ступенькам галереи и был уже футах в восьми от входа, когда дверь распахнулась и на пороге возникла высокая и стройная седовласая женщина в белой мужской рубашке с отложным воротничком, синих джинсах и ковбойских сапогах. Она строго кивнула мне:

— Стойте, мистер Гудвин. — Сказано это было тоном, не допускавшим споров и пререканий. Её указательный палец обвиняющим жестом нацелился мне в живот. — Мелва позвонила мне и предупредила о вашем приезде. Она объяснила мне, кто вы такой, и какова цель вашего приезда. Так вот — мне нечего вам сказать! Если вы немедленно не покинете мою землю, я вызову шерифа, который служит здесь уже двадцать лет и приходится мне близким другом.

— Миссис Уингфилд, я только…

— Довольно! Я велела вам убираться, и я не потерплю возражений!

С этими словами она гостеприимно захлопнула перед моим носом очередную индианскую дверь.

Вняв совету служащего мотеля, я несколько поднял себе настроение. Стряпня в закусочной «Бифштексы Билла» превзошла мои ожидания, да и такими ценами нью-йоркцев не баловали вот уже лет двадцать. Предаваясь гастрономическому разгулу за угловым столиком неярко освещенного зала, я сначала прочитал интервью, взятое два года назад Джиной Маркс у Чарльза Чайлдресса, а затем воздал должное некрологу, опубликованному в «Меркурии». Барбара Адамсон на прощание любезно сняла для меня обе копии. Ничего нового я для себя не почерпнул и, вернувшись около девяти вечера в «Гавань путника», снял пиджак, развязал галстук и задал себе сакраментальный вопрос: а чего, собственно, я сегодня добился? Пролетел на самолёте над территорией пяти штатов, затем трясся сотню миль по индианским тропам — и всё ради того, чтобы две вдовушки велели мне не совать нос в чужие дела, а потом захлопнули двери перед тем же злополучным носом. Главный редактор местной газетенки, любезный и услужливый, наверняка решил, что я просто дурью маюсь, а его лучшая журналистка вообще сочла меня досужим сплетником из Гоморры на Гудзоне.