Проникшие из кошмаров - [10]

– Как же ты все-таки на Каролину похожа! – сказал он фигурке. – Дурак Витька, что выкинуть тебя захотел.

Каролина нравилась не только Вите. Она нравилась и Толику, и Мишке, да, пожалуй, всем пацанам из шестого «А».

Толик мечтательно закатил глаза, вздохнул, поставив статуэтку на пол возле кровати, и погасил ночник.

Ему снилось, как они с Каролиной едят в «Макдоналдсе» бургеры и длинный хрустящий картофель фри, запивая всю эту прелесть холодной колой. Прямо напротив располагалось огромное, во всю стену, окно. А за ним проплывали пушистые фантастические облака. Не в вышине проплывали – они медленно двигались совсем рядом, будто бы «Макдоналдс» стоял не на земле, а парил в небесах, как большой самолет или дирижабль. Одни облака были похожи на замки, другие – на разных животных. Вот большой белый кот. Вот двугорбый верблюд. А это – смешной полярный медведь. А вон то, что плывет чуть подальше, похоже на Патрика Стара – глупую морскую звезду, лучшего друга Губки Боба из когда-то любимого Толиком мультика.

Вдруг их тряхнуло. Будто бы «Макдоналдс», как самолет, провалился в воздушную яму. Снова тряхнуло, да еще сильней прежнего. После третьего толчка Толик проснулся. Как же глупо закончился такой распрекрасный сон! Может быть, если повернуться на другой бок и поскорее заснуть, он продолжится? Так Толик и решил поступить. Но, как только он уютно улегся на правом боку, кровать содрогнулась.

Что это? Толик рывком сел. Новый толчок. Будто бы что-то билось о днище кровати. Если бы у него был пес или кот, то все было бы ясно. Но в доме нет домашних животных! У Ваньки, младшего братца, видите ли, аллергия на шерсть.

Из-под низа снова кто-то лупанул по кровати. Матрас заходил ходуном. Толику стало по-настоящему страшно. Кто засел под его кроватью? Кто прячется там, в темноте?

И тут его осенило. Ему даже захотелось расхохотаться. Ванька! Кто же еще? Правда, как у этого трехлетнего балбеса хватило ума и смелости среди ночи прийти в его, Толика, комнату и залезть под кровать? Там же темно, хоть глаз выколи. А такие малютки, как Ванька, просто обязаны страшиться ночи и темноты. «Видать, так захотелось меня напугать, – решил Толик, – что сам перестал бояться». Ну, сейчас он задаст этому герою сопливому.

Толик включил ночник – круглого очкастого зайца, стоящего возле, на столике. Слез на пол, встал на колени и заглянул под кровать.

Под кроватью никого не было.

Не может быть! Толик присматривался. И вот… Не показалось ли? В дальнем левом углу, в темноте, что-то поблескивало. И шевелилось. И оно было явно не Ванькой. Толик почувствовал, как волоски на загривке становятся дыбом. Он и сам бы не смог объяснить, почему с криком не бросился из комнаты вон, а, как кузнечик, подпрыгнув кверху, опять заскочил на кровать. Наверное, не хотел считать себя трусом, испугавшимся неизвестно чего.

«Спокойно, – говорил себе Толик, – спокойно. Надо просто подумать, кто же там может быть». На шкафу лежала хоккейная клюшка. Какого черта он ее туда зашвырнул? Стояла бы, как всегда, у стены, недалеко от кровати. Теперь нужно встать, взять табурет, дойти с ним до шкафа, снять клюшку, а после… Кто бы там ни шевелился во мраке, он попробует эту клюшку на вкус.

Понимание того, что теперь он вооружен, придало Толику уверенности. Толик уже спустил ногу с кровати, намереваясь приступить к осуществлению своего славного плана, но…

Нога, будто сама собой, пулей вернулась на прежнее место. Из-под кровати медленно выползала змея. Толстая. Угольно-черная. Ее чешуйки, переливаясь, посверкивали в тусклом свете ночника-зайца.

Толик отполз к противоположному краю кровати. Связавшись в тугой комок, прижался спиной к стене. Ужас парализовал его. Он даже не мог закричать. А змея уже поднималась наверх, на постель. Уже струилась по простыне, по скомканному одеялу. И вот она остановилась. Прямо перед окаменевшим, полумертвым от страха Толиком. Голова и тело ее поднялись. Она стала похожа на готовящуюся нанести смертельный укус кобру. Голова! Только сейчас Толик заметил, какая странная у нее голова. Слишком большая для змеиной. И еще на ней не было глаз. Да и голова ли это? Она больше походит на сжатый кулак. И тут же, будто в подтверждение этой догадки, кулак разжался. Превратился в скрючившую пальцы пятерню с длинными, полыхающими фиолетовым светом ногтями.

То, что казалось змеей, было рукой. Длинной и сильной черной рукой, отделенной от тела. Жуткой рукой, жившей своей собственной жизнью. И Толик вспомнил свой прежний кошмар.

Когда-то, давным-давно, эта рука приходила к нему во снах. Выползала ночами из-под кровати, тянулась к нему, сверкая фиолетовыми ногтями. Хватала ледяной мертвой хваткой за ногу или за руку и тянула вниз, за собой, под кровать, в зловещую мглу, в страшный мир, откуда не возвращаются.

Пятерня, принявшая форму когтистой лапы, сначала немного отклонившись назад, ринулась к шее Толика. Защищаясь, он закрылся рукой. Черные пальцы впились в запястье, сжали его, как тиски. И ужасающая рука, как тогда, в уже позабытых детских кошмарах, снова потащила его за собой, к краю кровати, за край, в темноту…