Прометей, том 10 - [118]
Знакомясь с перепиской и другими документами Софьи Александровны, находящимися в фонде Бобринских, можно прийти к более полной и объективной оценке её личности.
В практических, житейских вопросах Бобринская была намного умнее своего мужа, которым, кстати, и руководила. Светская жизнь была единственным возможным полем деятельности для ума Софьи Александровны и её способностей. Однако она действительно редко выезжает в свет и предпочитает, оставаясь в тени, следить за происходящими событиями.
Софья Александровна блестяще владеет пером. Её письма содержательны и остроумны. Среди разбора мелочей и сплетен большого света мелькают имена Жуковского, Козлова, Вяземского, Пушкина, Ростопчиной. Салон Софьи Александровны посещали, по словам Вяземского, «немногие, но избранные <…> молодые люди <…> дипломаты, просвещённые путешественники <…> государственные люди»[580]. «Между ними (посетителями. — Н. В.), — вспоминал Бобринский-сын, — выдавались гр. Нессельроде, гр. Гурьев, гр. Строгановы, В. А. Жуковский, Пушкин, кн. Вяземский, лорд Блоумфильд, гр. Фикельмон, Вьельгорский и др.»[581]. Таким образом, среди ближайших друзей хозяйки салона мы встречаем и врагов Пушкина.
«Граф Нессельрод занимал тут едва ли не первое место. <…> Салон графини Бобринской был любимым приютом его»[582]. Имена супругов Нессельроде непрерывно встречаются в письмах Бобринских. Алексей Алексеевич Бобринский говорит о М. Д. Нессельроде: «Эту женщину я больше всего люблю в Петербурге»[583]. Бывал в салоне Бобринской и Геккерн: в 1833 году Софья Александровна подробно описывает мужу, как в их доме Виельгорский, Вяземский, Нессельроде и Геккерн лили из сахара гербы[584].
Насколько близка была дружба между Бобринским и Геккерном («Экарном»), судить трудно, но имя последнего упоминается с 1827 года[585] и в переписке Бобринских, и в письмах к Софье Александровне, её матери. «Я была недавно в театре, — пишет Е. С. Самойлова 29 июня 1827 года, — Экарн просил об нём тебе вспомнить»[586]. 6 сентября того же года подробно описывается роскошное празднество у Мамоновой: «Чужестранные были: голландский, французы, все тебе кланеютца», — пишет Екатерина Сергеевна[587].
В письме от 23 декабря 1827 года та же Екатерина Сергеевна в виде курьёза сообщает о случае, связанном с Геккерном: «Третьего дни у Экарна был бал, и Валентин[588] приезжал к Ферзену[589], чтоб он сказал голландскому, чтоб позвали Черткова[590] с женою. Ферзен ездил, но Экарн не позвал, говорит, что Чертков ему не кланяется и что и ему до него дела нет»[591].
Из письма Софьи Александровны к мужу от 22 октября 1834 года мы узнаем о болезни Геккерна. «Геккерн поднялся со смертельной болезни. Трепетали за его жизнь. Мозговая горячка подвергла его жизнь опасности. Он поправился, что радует всех его друзей»[592]. Последняя фраза, несомненно, свидетельствует о том, что Софья Александровна относит и себя к числу этих друзей.
Любопытно, как, находясь в дружбе с врагами Пушкина, сама Софья Александровна относилась к поэту. Теперь мы располагаем документами, позволяющими судить об этом. 10 октября 1831 года Софья Александровна восторженно пишет мужу: «…Я тебе говорила, что мадам Хитрово с дочерью Долли оказали мне честь, пригласив на литературный вечер. Был разговор только о Пушкине, о литературе и о новых произведениях»[593].
Бобринская предстаёт как человек, интересующийся литературой, ценящий Пушкина, следящий за его творчеством.
Но вот в безмятежную жизнь великосветского салона проникают странные слухи о событиях в доме Пушкина, о зловещей интриге вокруг поэта.
Бобринскую всё это живо интересует, она многое знает и кое-что доверяет бумаге.
В истории дуэли Пушкина одним из наиболее загадочных обстоятельств является женитьба Дантеса на Екатерине Гончаровой. Весть о женитьбе Дантеса-Геккерна удивила всех и вызвала оживлённые толки. Отклики на это событие отразились как в переписке современников, так и в мемуарной литературе. Ещё одним живым свидетельством современницы служит письмо Софьи Александровны к мужу:
«Никогда ещё с тех пор как стоит свет не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерн-Дантес женится! Вот событие, которое поглощает всех и будоражит стоустную молву. Да, он женится, и мадам де Севинье[594] обрушила бы на него целый поток эпитетов, каким она удостоила некогда громкой памяти [Лемюзо][595]! Да, это решённый брак сегодня, какой навряд ли состоится завтра. Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, чёрной и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы, жены Пушкина.
