Проклятие Звёздного Тигра. Том III - [26]

А если не считать травок, болтал он сплошь пустяки: шутки (я их не всегда понимала и огорчалась), комплименты, замечания на тему погоды. Я несла такую же ерунду: о важном не спрашивают тех, кому не очень-то доверяют. А потом, Вила я пыталась расспросить — и чего добилась? Или я безнадёжная кретинка, и память тут вовсе ни при чём, или в мире что-то здорово не в порядке. А поскольку они-то в устройстве мира ничего странного не видят, то дело, похоже, именно во мне. Печальный вывод.

Я наивно полагала, что после нашей с Вилом беседы многое изменится. Да, как же. Он по-прежнему держался от нас с Прекрасным Рыцарем поодаль, прислуживал и избегал разговоров. Непонятная игра продолжалась. Правда, взглядывая на меня, он неуловимо теплел… Но мне могло и почудиться.

И странная слабость никак не исчезала: стоило немножко пройтись, и всё начинало дрожать, голова кружилась, приходилось ложиться и отдыхать, а двое совершенно чужих мальчишек суетились вокруг и готовили лекарства из трав. Что я знаю о них? Вил, менестрель, ему четырнадцать лет, и он сирота. Энтис, лорд из Замка Эврил… и у него, неведомо почему, нет денег, зато есть меч и лошадь по имени Кусака, но последняя — опять же, неведомо почему — не возит хозяина, а в упомянутом Замке отдыхает. Вообще-то я полагала, что лошадей затем и заводят, чтобы пешком не ходить. Но Прекрасный Рыцарь заявил: на Пути верхом не путешествуют — неинтересно. Потрясающе понятное разъяснение.

С болезней мы плавно перешли на кулинарию, и мальчик поведал: готовит он не очень, до книжек о приготовлении пищи как-то не добрался; я осведомилась, до каких он добрался, и мы для разнообразия поговорили о книгах. Какие ему нравятся? Да они все интересные. Древние легенды, путевые заметки, дневники, описания зверей и растений… А про людей, Энтис? Конечно, ещё бы! Люди такие сложные, непонятные, загадочные… Что верно, то верно. Они двое были чудесным тому примером! Да и сама я подарочек непростой, сама себя понять не могу, а другим каково со мною, бедняжкам?

Тут я неосторожно заметила, что если он готовит плохо, ему повезло с компанией: у Вила здорово с едой получается. Прекрасный Рыцарь немедленно потемнел, как туча, и без выражения поведал: у Вила здорово получается всё. И замолчал. Лежал в траве возле меня, уткнув подбородок в стиснутые кулаки, и мрачно глядел на озеро. Или на Вила на берегу. Кстати, тот загорал, сняв с себя все тряпки (в отличие от застенчивого Энтиса). Я решила считать его поведение не чем-то обидным, а просто уверенностью, что я девочка воспитанная, не стану на него таращиться, будто в жизни не видела голых мальчишеских тел, и от ужаса при виде такого зрелища сознания не потеряю. Да я и не смотрела… ну, не всё время. Он был ужасно худой, но удивительно изящно сложен, просто куколка. Ещё бы подкормить — и хоть на полотно, хоть в мрамор. Красивый мальчик, Вил.

Рыцарь — и книги? Память памятью, но отчего-то мне казалось: конь, меч, стройное тренированное тело — это для «рыцаря» нормально. А вот книги — нет. И живописный рваный наряд, и домишко в лесу, и флейта… Пусть мне кто-нибудь объяснит — ну при чём тут рыцари?!

— Энтис, — сказала я, когда его тоскливый взор стал совсем невыносимым, — что значит — ты Рыцарь?

— Именно я? — теперь печальные серые глаза обратились ко мне. — Или Рыцари в целом?

— Это не одно и то же? — пробормотала я, удивляясь, как точно он сумел меня понять. Он вздохнул:

— Не уверен… У нас говорят: Рыцари — щит Тефриана. Живой щит из верности и любви. Если вдруг порвётся Поле над Тефрианом и начнётся война, Рыцари должны её остановить. Отдать сердца…

— А что с телами? — уточнила я, тщетно пытаясь уразуметь, о чём, собственно, он говорит.

— Как повезёт. Тела ведь хрупкие, — он вздохнул снова. — Хет будто наизнанку меня выворачивает взглядом, — он тронул собачий нос. — А твои глаза, Аль, изумруды в огне. С виду как лёд, а от ожогов не спасают.

Я взяла фляжку, вылила немного воды на ладонь и брызнула ему в лицо. Он вздрогнул и поморгал:

— Ты что?

— Огонь заливаю, — объяснила я. — А лучше пойди и залезь в озеро с головой. Для надёжности.

— Без толку. — Он слабо улыбнулся. — Простой водой его не залить.

— А ты поплачь, — предложила я. Идиотский разговор. Что за чушь мы несём?

— Я пробовал. Не выходит.

— Могу помочь.

Я сжала кончиками ногтей кожу на его щеке и резко повернула. Он не вскрикнул, лишь поморщился. Даже до крови, я совсем свихнулась?!

На меня посмотрел он не сразу. Сухими глазами.

— Спасибо. Но этого слишком мало… сейчас. Может, раньше и хватило бы. И я бы себя презирал.

— Почему?

— Мужчина должен быть сильным, — он коротко усмехнулся. — А я не умею терпеть боль.

— Умеешь, — заверила я, недовольно разглядывая его щёку. Жуткое зрелище. Что на меня нашло?!

— Нет. — Он коснулся лица и задумчиво повторил: — Нет. Мне почти и не больно… это как дрёма.

Я нахмурилась, услышав очередное незнакомое слово.

— Дрёма. Трава сновидений.

Он бросил быстрый взгляд в сторону озера.

— От меня словно отрезали чувства. Я не пробовал, а по рассказам похоже. Дрёма гасит боль, рождает сны, причудливые иллюзии. И безумие. К ней привыкаешь. У нас один Лорд испытывал дрёму на себе, изучал. Я часто его слушал. Мне было десять лет, а ему сорок, но с виду — раза в два больше. Я думал тогда: стоит ли знание такой цены — разрушения молодости, силы, всей жизни? Мне казалось, он поступил глупо. Опрометчиво. Он, наверное, это заметил, потому что однажды взял меня за руку, увёл на башню, на самый верх, и сказал: смотри, как мы, в сущности, малы. Только тебе самому ты и представляешься значительным. А стоит кому-то взойти на башню — и кто ты для него, сверху? Крохотная букашка.